– Ты не понимаешь, в какой прекрасной стране вы живете, – проникновенно и отечески сказал англичанин.
– Я-а-а не понимаю?! – изумилась Марина.
– Ты еще девочка, ты ничего в жизни не видела, – ласково сказал муж.
– О господи, – сказала Марина. – Что с тобой, Болтик? Может, мясо на ужин было несвежее?
– У вас очень дешевая жизнь, – сказал англичанин.
– Да уж ничего не стоит, – сказала Марина.
– У вас очень доброжелательные, открытые, общительные люди.
– Ну-ну. Пивка попить не хочешь в день получки?
Англичанин не понял смысла этого предложения и продолжал:
– Здесь я чувствую себя нужным, полезным.
– Кому ты нужен, скажи?! Кому, кроме меня?! Ну какая, какая с тебя польза!
– Я строю огромный современный комбинат, – сказал англичанин, явно переоценивая роль своей личности в истории.
– А кому нужен твой комбинат?
– Людям, – гордо ответствовал британец.
– Все люди как люди, а ты как х… на блюде, – неожиданно для себя ляпнула Марина нервно.
Англичанин опять не понял и поинтересовался, что это значит: насколько он слышал, это неприличное слово, не имеющее ничего общего с тарелками и подносами.
– Да уж под нос… – непонятно отозвалась жена, соображая, насколько всерьез эта напасть и как укрепить поехавшую крышу этому идиоту, жертве ее профессионального умения и советской пропаганды.
Нашла коса на камень. Англичанин тоже решил начать новую жизнь – в новой стране, с новой женой. Поистине, родственные души нашли друг друга.
Терпеливая, вытренированная жизнью, Марина не расцепляла мертвой хватки, рассчитывая укатать его мелкой сапой. Ничего, осмотрится – одумается.
А англичанин увлекся коммунистическими идеалами и с энтузиазмом готовился внести лепту в построение светлого будущего.
Его друзья пожимали плечами, а он звал их зимой в гости, охотиться в Сибири на медведя. Поистине, российская действительность отрицательно сказывается на умственных способностях представителей даже трезвейших наций.
Он сообщил о своем решении руководству, они его радостно обнимали, а после его ухода крутили пальцами у виска, на кой черт он им сдался, и звонили в Москву за указаниями.
В конце концов ему сказали, что раз срок контракта с фирмой истек, они не могут, по нашим законам, нанимать на работу иностранцев.
– Почему? Разве вы не довольны моей работой?
– Что вы, вполне довольны. Но тут масса сложностей с законом.
– И что же мне делать?
В конце концов оказалось, что проблема решается очень просто: нужно иметь постоянную прописку, а для этого нужен советский паспорт, а для этого нужно советское гражданство.
И этот идиот принял советское гражданство и сдал английский паспорт.
С Мариной была истерика. Она напилась в лоск, набила морду англичанину, переколотила посуду, которая подешевле, и отправилась ночевать к подруге.
– Да плюнь ты на него, – утешила подруга. – Дурак – он и в Англии дурак. Может, все еще утрясется.
И все действительно утряслось, но не так, как хотелось бы: трясучка была специально обученная, советская.
Во-первых, вдвоем в трехкомнатной квартире их не прописали, а выперли в комнату в коммуналке: откуда ж, знаете, средства каждому рядовому инженеру на двоих с молодой женой давать трехкомнатную-то.
Совершенно сбитый с толку англичанин помогал Марине перевозить мебель и втискивать ее в тринадцатиметровую комнату, пытаясь постичь, что такое «соседи», когда эти «соседи» готовят и обедают в твоей кухне, гадят в твой унитаз и моются в твоей ванной, а тебе мешают спать своей музыкой. Ему пытались объяснить, что на отдельные квартиры очередь, и когда он услышал, что эта очередь – на двенадцать лет, он пошел в управление доброжелательно разобраться в этой странной ошибке и сообщить, что он хочет купить квартиру сейчас, на собственные деньги.
Оказалось, что очередь на покупку квартир, то бишь кооперативов, пять лет, но раньше надо десять лет тут прожить, чтоб получить право покупки, а кроме того, покупать-то ему не на что не только квартиру, но и собачью будку.
Потому что зарплата его оказалась равной ста сорока рублям, согласно тарифной сетки, как специалиста с высшим образованием и стажем работы меньше пяти лет.
Два месяца дурной британец жил в своей комнатухе, получал свои сто сорок, страдал из-за Марининых скандалов и слез и питался черной магазинной картошкой и склизкими макаронами.
Вечера он посвящал финансовым расчетам, делал квадратные глаза и пересчитывал.
– Годдэм! – завопил он наконец на весь квартал. – Но ведь на такие деньги невозможно жить!!!