Самир молчал.
– Ты обзвонил ее друзей? – спросила я.
– Некоторых.
– Почему не позвонил всем?
Он застонал и принялся собирать волосы в пучок на шее, завязав его резинкой, которую носил на запястье.
– У меня есть не все номера, сама знать. А некоторый не ответить.
– А что Том? С ним ты поговорил?
Самир сердито заерзал на стуле, его раздражение было заметно невооруженным глазом. Он всегда злился, когда в разговоре упоминали Тома. Том не нравился Самиру, а я так и не смогла понять, почему. Мне казалось, что Ясмин должна благодарить свою счастливую звезду за встречу с таким парнем, как Том.
– Я оставил ему сообщение.
Я встала со своего места и направилась к тому ящику, в котором мы хранили семейные документы – паспорта, свидетельства о вакцинации и прочее. Открыв ящик, я достала паспорт и заглянула внутрь.
С фотографии мне улыбалась Ясмин.
– Паспорт я проверил еще вчера, – пробормотал Самир со своего стула. – И в ее комнате все посмотрел. Кажется, ничего не пропало.
– Мама?
Я обернулась. Винсент оказался у меня за спиной, а я и не услышала, как он подошел.
– Тебе грустно, – проговорил он, немного склонив голову набок. Его светлые глаза сияли в тусклом свете дня, а улыбка была такой застенчивой, что на маленьком круглом личике почти терялась.
Я не видела причин лгать и просто кивнула в ответ.
– Ты беспокоишься за Ясмин, – продолжил он. – И злишься. Очень злишься.
Я снова кивнула, в который раз поражаясь способности сына хирургически точно угадывать настроения и чувства окружающих.
Винсент подошел ко мне, взял за руку и подвел к другому стулу – тот стоял рядом с Самиром. Когда я села, Винсент забрался ко мне на колени и запечатлел на моей щеке мокрый поцелуй.
– Я пожалею тебя, мама, – сказал он.
5
Несколько месяцев спустя после переезда Самира и Ясмин к нам с Винсентом у Ясмин появился приятель, Антон. Он не первый, кого она приводила домой, были и другие: неуклюжие, молчаливые, всецело околдованные ею. Однажды, придя домой, я обнаружила, что у нас на диване сидит Антон. Он рыдал, да так сильно, что одновременно текли и слезы, и сопли. Когда я подошла к нему, чтобы узнать, что произошло, тот поначалу не хотел отвечать, но потом сказал, что Ясмин с ним просто играла, как и со всеми остальными. А теперь она наигралась и дала ему отставку, вот так.
В тот момент я подумала, что все это даже забавно. Сама мысль о том, что Ясмин, та самая милая девочка, которая при знакомстве со мной сделала книксен, а потом весь вечер играла с Винсентом, может оказаться роковой женщиной, выглядела абсурдной. Однако новый стиль Ясмин свидетельствовал о том, что сама она изо всех сил старалась соответствовать образу.
Об этом я рассказала Самиру, который, казалось, больше разозлился, чем обеспокоился.
– Ей стоит больше думать о школе, чем о мальчиках, – сказал он тогда. – Нужно усерднее учиться.
Здесь Самир был прав, поскольку именно тогда оценки Ясмин медленно, но верно стали ухудшаться, а мечта Самира о том, что, пойдя по его стопам, дочь однажды станет врачом, казалась все менее выполнимой.
Однако всего через месяц после того, как Ясмин стукнуло семнадцать, она встретила Пито, и вот тогда все действительно изменилось.
Пито был не каким-то там сопляком. Ему было уже тридцать, почти вдвое больше, чем Ясмин. Работал Пито организатором праздников. Все его руки и шея были покрыты разноцветными татуировками. Он не был ни неуклюжим, ни молчаливым – ну разве что ему было в принципе не интересно общение с кем-то, помимо Ясмин.
Мы с Самиром оба были в шоке. Больше от разницы в возрасте, чем от его тату и манер, но очень скоро Самир где-то выяснил, что у Пито была судимость по статье за распространение наркотиков. Разразился скандал. Самир потребовал, чтобы Ясмин немедленно прекратила встречаться с Пито, пригрозив ей в противном случае сообщить в социальную службу и вычеркнуть ее из завещания, потому что тогда «Ясмин для него перестанет существовать». Он еще много чего тогда сказал, но мой французский не так хорош, чтобы я поняла все от и до, а по-арабски я не понимаю вовсе.
Я знала, что всего этого Самир на самом деле не имел в виду. Он был довольно эмоционален: мог заплакать над детской передачей или накричать на Ясмин, если она получила плохую оценку на экзамене. Но эти столь бурно изливающиеся эмоции имели тенденцию иссякать так же быстро, как и возникали. А Ясмин всегда оставалась его маленьким чудом, что бы она ни натворила.