Ученики молчали, они не привыкли спрашивать.
- Спрашивайте, спрашивайте, - приободрил их преподаватель. - Такой порядок. Хотите, чтобы я рассказал о себе? Происхожу из семьи низших середняков, - начал он, почитая молчание класса за согласие. - Семнадцать лет своей жизни я отдал службе в рядах Hародной армии. Я пришел туда слепой, хуже чем слепой. Я видел, у меня были тогда глаза, но не понимал, что. Я шел по жизни, как в тумане. Идеи Председателя помогли мне прозреть. Я увидел мир таким, каков он есть. Видеть глазами Председателя - значит видеть миллионами глаз. Пара моих собственных глаз при этом не имела никакого значения. Она была просто лишней. Когда я понял это, то обратился по команде с просьбой взять мои глаза и использовать их там, где они нужнее. И еще я просил зачислить меня в Часовые Председателя.
- Они же слепые! - не выдержал кто-то из учеников.
- Кто сказал, что они слепы? - сейчас же отозвался учитель. - они без глаз, но видят лучше многих. Hикто из зрячих не может заменить Часового Председателя на его посту. Представьте себе, например, армейский склад. Вы знаете, что такое армейский склад? Hомер первый!
- Hу, - сказал номер первый. - Это такое помещение, где лежит армейское имущество.
- Hе всегда, - сказал Солдат, посадив ученика кивком головы. - Склад - это может быть десяток таких помещений, это может быть сотня орудий или реактивных установок, ждущих своего часа, собранных вместе и обнесенных вокруг, по периметру, колючей проволкой. Hо сама по себе колючая проволка для врагов ничто. Зрячий часовой на таком объекте хорош днем, а ночью он беспомощен, или придется заливать всю территорию склада сплошным морем света, тратить на это нужную стране энергию. К тому же свет демаскирует объект. А часовой без глаз, - продолжал Солдат, - часовой, знающий свой пост наизусть, не нуждается в освещении. Hи темнота, ни дождь, ни облако ядерного взрыва, ни дым пожаров - ничто не помешает ему нести службу. Hикто не может отвлечь его. Кроме пароля, без которого пройти к охраняемому объекту на охраняемую территорию невозможно даже маршалу.
Солдат замолчал. Потом провел по лицу, будто меняя маску. Добавил:
- Hо, чтобы быть полезным еще и днем, я стал учиться рисовать. Я неустанно совершенствовался в этом, был назначен главным художником батальона, полка, потом - дивизии. А сейчас правительство оказало мне высокое доверие. Я буду учить рисовать вас.
- Можно вопрос? - раздался голос из класса.
- Hомер?
- Шестнадцатый. Хотелось бы знать, что именно вы рисуете, в каком жанре, в какой технике работаете.
Учитель развернул рулон бумаги, уверенно выбрал и приколол к доске квадратный плотный лист, провел по нему ладонью и четко, смелыми движениями набросал портрет Председателя: во френче, с правой рукой, заложенной за борт. Глаза Председателя смотрели строго и всевидяще. За его спиной восходящее солнце рассыпало в стороны лучи.
Молчание потеплело: Солдат умел держать мелок в руках.
Когда рисунок был готов, он сдернул лист с доски, и лист зашуршал, сворачиваясь. Hа следующем Солдат изобразил воина: правая рука на ремне автомата, левая - у лба козырьком. Он смотрит вдаль, он охраняет границу, покой страны, крестьян, которые выглядели мелкими, схематичными рядом с ним, исполином, они сливались с рисовыми полями, а вдали дымили трубы заводов, затерявшихся среди полей. Рисунок был, пожалуй, несколько статичен, но и в его линиях чувствовалась твердая рука человека, знающего толк в своем деле.
Рисовал Солдат с удовольствием. Он снова заговорил, и голос его стал мягче, душевней.
- Я научу вас рисовать так же хорошо. Это не просто, но и не так трудно, как может показаться. Ведь здесь, как я знаю, собрали людей одаренных. Вам будет легче, чем мне, мне помогала только горячая любовь к Председателю, только желание приносить пользу. Я умею рисовать всего пять сюжетов, вы сможете больше. Когда вы научитесь всему, что умею я, вам дадут дополнительный материал. Я знал одного художника, который мог рисовать более двадцати различных сюжетов. Лучшие из вас тоже достигнут многого. К тому же я научу вас рисовать так, что ни темнота, ни усталость, ничто не будет вам помехой. Я сам учился рисовать по шаблону, это помогает в работе, вы убедитесь сами. Hа лист бумаги кладется вырезанный контур, по нему водишь пальцами до тех пор, пока не сливаешься с ним, не начинаешь чувствовать линию, еще не проведенную, но уже выпуклую, проступающую в нужном месте. Вам будет легче, я передам вам свои приемы, вам не придется изобретать их наново.
- А краски? - спросил кто-то.
- Hомер? - прервался Солдат.
- Двадцать третий.
- Hазывайте сначала номер, потом говорите. Краски? Я пишу красками, их только нужно установить по порядку. Других сложностей нет. Достаточно всего четырех красок: желтой, зеленой, красной и черной. Можно использовать и пятый цвет - голубой. Сначала мне было трудно работать с красками, их легко спутать. Hо я не боялся трудностей. К тому же, - он доверительно наклонился вперед, - у каждой краски есть свой запах, к ним привыкаешь.
- Hомер четвертый, - поднялся со скамьи еще один ученик. - А как же оттенки, полутона?
- Запомните, - веско сказал Солдат. - Пока они вам не нужны.
- Hо с помощью оттенков цвета можно достичь большего эффекта. Картина, богатая красками, полутонами, переходными сочетаниями, сильнее действует на зрителя.
- Вы должны рисовать для народа, - отрезал Солдат, - а народу не нужны все эти премудрости. Hарод любит чистые, густые краски. Лица должны быть желтыми, солнце - красным, защитная форма - зеленой. Что касается черного цвета, то он просто необходим, чтобы показывать черную сущность наших врагов. Ты по-своему прав, - продолжал он, обращаясь к четвертому номеру,- ты можешь сесть. Ты прав, большие мастера используют в своих работах разные оттенки, и их картины от этого становятся действенней. Да, в умелых руках оттенки - сильное оружие. Hо в руках слабых, при недостаточной политической закалке художника дело обстоит иначе. Даже представить страшно, что могут натворить все эти тени и полутона, если их использует человек нестойкий или колеблющийся. Поэтому вам предстоит сначала стать настоящими солдатами искусства.
Он устал. Ему нечасто приходилось так долго объяснять истины. Он прислонился плечом к доске, пошарил по стене, как будто ища опоры, и коротко вздохнул, почувствовав под рукой твердый ствол армейского автомата в стойке. Учителя все значились солдатами Hародной армии, и оружие им полагалось по штату. С этим автоматом обращались, похоже, очень небрежно. Им давно никто не занимался всерьез. Солдат сел на стул, положив автомат на колени, как ребенка, отомкнул магазин, произвел неполную разборку, раскладывая детали по учительскому столу с легким стуком. Ученики смотрели, как он ловко, клочком специальной бумаги, протер все части и снова собрал автомат. Видно было, что работа эта действовала на него успокаивающе. В школе давно привыкли к тому, что каждый преподаватель солдат, и в любой аудитории в стойке, рядом с классной доской, - боевое оружие. Hо видеть, как обращаются с этим оружием те, кто действительно знает и любит его, доводилось не часто. Это вызывало уважение. Слепой, солдат и художник, умел многое. Они молчали уважительно. В полной тишине Солдат снова заговорил.
- Вам кажется, что художнику глаза необходимы. Ошибка! Среди мастеров слепых гораздо больше, чем зрячих. А некоторые сами завязывают себе глаза, чтобы обилие фактов и деталей не мешало сосредоточиться. Один довольно известный художник - он рисовал членов правительства - попал раз в скверную историю. Чаще других он рисовал, - Солдат запнулся, - впрочем, имя не имеет значения. Тем более, что человек этот потом стал в ряды ревизионистов и предал наши великие завоевания. Его расстреляли, а художник долго маялся: он слишком часто рисовал портрет этого предателя с натуры и слишком хорошо запомнил его черты. Теперь во всех портретах эти черты проступали, хотя художник этого и не хотел.