– Я иду, – кивнул я. – Да, сэр Кархейн, велите позаботиться о раненых и сосчитать потери.
– Конечно, сэр. – Юный рыцарь сделал жест одному из воинов выполнять приказ и, поклонившись, попросил меня следовать за ним.
Признаться, я не заметил, когда рядом со мной оказался Лис, но он на правах моего комита – не то оруженосца, не то телохранителя – имел на то вполне законные основания.
– Капитан, как ты думаешь, местные аборигены после этакой психической атаки оставят нас в покое или поутру решат поинтересоваться, что здесь за нечисть колобродит?
– Вероятно, на рассвете надо ждать очередной штурм.
– Вот и мне так почему-то кажется. Тогда ты, как поставленный Ллевелином начальник всего этого безобразия, надеюсь, не будешь возражать, если я тут пошерстю по сусекам? Надо прикинуть, чем поутру отплёвываться будем.
– Давай действуй, – коротко кинул я.
– Вот за шо я тебя, Капитан, ценю, так это за поддержку разумной творческой инициативы. Всё, – ухмыльнулся он, вытирая пот со лба, – не буду мешать рыцарственной беседе.
На второй этаж, где, по словам юного рыцаря, лежал умирающий сэр Богер, вела приставная лестница, в случае опасности убиравшаяся в прорезанный между толстых потолочных балок люк. Командир гарнизона, ещё молодой мужчина, с обширной лысиной, поросшей кое-где редкими пучками волос, лежал на покрытом медвежьей шкурой деревянном топчане, положив одну руку на эфес меча и прижимая вторую к кровавому пятну на белой льняной рубахе.
– Я привёл его, сэр Богер, – негромко сказал Кархейн.
– Сэр Торвальд, – прошептал раненый, открывая редкозубый рот, – прошу вас, приблизьтесь. Мне тяжело говорить, ибо последние капли жизни моей утекают в море вечности.
Судя по расположению раны, командир гарнизона говорил правду. Однако ни смертный час, ни боль не могли свернуть его с приличествующего доброму рыцарю куртуазного тона.
– Чёрная мгла стоит перед моими очами, – продолжал сэр Богер, – и в этой мгле я уже слышу шаги безглазой воительницы, поражающей всякого, рождённого под небесным сводом.
– Не тратьте силы, мой друг. – Я поспешил присесть возле умирающего. – Вы хотели меня видеть?
– Увы, велико моё горе! – простонал он. – Ибо перед смертью своей не суждено мне узреть вас. Мир тёмен передо мной… – рыцарь отнял руку от груди и протянул её в моём направлении. – Возьмите мою руку, и я умру счастливым, ибо какая участь может быть выше признания столь достойного рыцаря!
– Сэр, быть может, вам нужен священник, – начал было я, но осёкся, понимая, что во всей округе, пожалуй, не сыщется даже захудалого монаха.
– Пустое. В моём мече заключена часть зуба блаженнейшей Марии Магдалины, и я верю, что, памятуя моё почитание сей святыни, апостол Пётр впустит меня в Царствие Божие.
Я глядел на рыцаря, на торчащий из раны обломок дротика, на часто вздымающуюся грудь, понимал, что ему остались считанные минуты, и в то же время тихо радовался, что мой неугомонный напарник занят ревизией поступившего в наше распоряжение имущества. Уж он бы не преминул высказать своё авторитетное мнение по поводу священной стоматологии.
– Слушайте меня, сэр Торвальд, – продолжал раненый, – передайте герцогу Ллевелину, что я виновен, ибо позволил мятежникам незамеченными подобраться к бастиде. Эти дикари прячутся меж камней точно змеи. – Он замолчал, широко открытым ртом хватая воздух. – Передайте, что я честно сражался… – он вновь умолк.
– Сэр Богер, – спросил я, не отпуская руки рыцаря, – скажите мне, что это были за звуки, кои спасли нам жизнь?
– Органон, – почти прошептал умирающий и, собравшись с силами, позвал своего недавнего оруженосца. – Кархэйн, окажи мне последнюю услугу.
– Я слушаю вас, сэр. – Стоящий за моим плечом юноша склонился над своим господином.
– Выдерни обломок из раны.
– Но это убьёт вас!
– Вот и славно. Я и так слишком долго задержался между мирами. Делай, что тебе велят!
– Повинуюсь вам, сэр, – тихо промолвил рыцарь и, ухватив сломанное древко дротика у самой раны, резким рывком вырвал из его груди железное жало.
– Мария Дева, – шевельнулись губы сэра Богера, и рука, из последних сил поднятая им, безвольно упала на пол.
– Умер. – Я повернулся к своему рыцарственному собрату, стаскивая с головы железный колпак шлема.
– «Эй, Капитан!» – прорезался в моей голове неуместно радостный голос Лиса. – «Я понял, почему эти лица скоттской национальности ломились сюда шо те хохлы в пивной ларек. У них тут нехилая заначка верескового мёда! Бочек десять». [3]
– «Серёжа, сэр Богер умер».
– «Да?» – Рейнар замялся. – «Нехорошо, конечно, получилось. Однако, думаю, стоит помянуть его из здешних запасов. Полагаю, он бы одобрил».
Я собрался было что-то ответить моему другу, но тут в люке показалась голова того самого воина, которому Кархэйн поручил счёт потерь и заботу о раненых.
– Готово, господа рыцари, – бросил он, взглядом спрашивая разрешения подняться в зал.
– Докладывай, – скомандовал ему я, и коренастый и основательный валлиец, быстро забравшись вверх по лестнице, очутился перед нами целиком.
– С вашего позволения, господа, – начал он. – Три десятка да ещё полдесятка наших начисто полегли. Ещё десяток, да десяток без двух совсем плохи были. Я им помог. – Валлиец положил руку на висевший у пояса украшенный моржовым клыком кинжал. Я невольно вздрогнул, представляя себе эту помощь, но говорившего, похоже, подобные издержки ремесла ничуть не смущали. – Десяток, да ещё четыре, – он поднял вверх указанное количество пальцев, – ранены, но ещё держатся.
Памятуя о неумолимом кинжале валлийца, я осознал, что в число этих четырнадцати вполне могут входить и те, кто, как и мы с Лисом, отделался ушибами и царапинами, и те, чья душа ещё просто не определилась, через какую дырку в теле вылетать к небесам.
– Стало быть, вот, – флегматично завершил свой доклад старый воин.
– Ещё семеро осталось лежать за воротами, – хмуро добавил я.
– Сэр Богер, – негромко напомнил Кархэйн.
– Да, теперь ещё и он. Сколько всего воинов было в крепости?
– Шесть дюжин да мы с господином. Три дюжины пришли с вами.
– Стало быть, – я принялся суммировать названные цифры, – мы с тобой, Рейнар, две дюжины бойцов, да чёртова дюжина с одним из тех, кто ещё на что-то годен. Не густо. Если утром мятежники снова пойдут на приступ, нам несладко придётся.
– «Слушай, Капитан», – вновь раздался на канале голос Лиса, всё это время державшегося на связи, – «у меня есть гениальный план, полный элегантности и самоотречения. Надеюсь, ты это оценишь, когда будешь писать отчёт о проделанной работе. Давай выкатим крашенным горцам пару-тройку бочек вересковки. Они ужрутся так, шо красно-синий цвет лица станет для них натуральным, а те, кто не ужрётся, поубивают друг друга от безысходной тоски и острой алкогольной недостаточности. А мы тем временем валим отсюда тыгыдымским аллюром, ибо чего ради здесь торчать, лично мне абсолютно непонятно».
– «Лис, боюсь, двух-трёх бочек на эту ораву не хватит», – усомнился я. – «Если здесь обещанная Ллевелином армия Горры, то это никак не меньше двадцати тысяч воинов. Но даже если перед нами всего лишь передовой отряд, то и на них мёда не хватит. Ну а только пойдёт слух, что у бастиды поят даром, – к завтрашнему вечеру здесь будет всё мужское население Каледонии, включая стариков и подростков».
– «Ну ладно-ладно, уболтал! Выставим пять бочек! Хотя это уже транжирство и прямая растрата казённого имущества. Пока население будет сбегаться, мы уже окажемся за Адриановым валом».
– Сэр Торвальд. – Не слышавший нашей оживлённой беседы Кархэйн уже скомандовал своему помощнику выставить стражу на стенах и осмотреть крепление засовов на воротах и теперь, дождавшись, когда мы остались одни, обратился ко мне: – Положение весьма затруднительно, однако в нашем распоряжении имеется органон, свидетелем действия которого вы были, и «адское жерло».
3
Вересковый мёд – автору неизвестно, каким образом пикты готовили сей напиток. Вереск – растение не медоносное, поэтому оставляем этот факт, как и всё, что произойдёт далее, на совести Р.Л.Стивенсона.