Ракель еле заметно сглотнула, но Скаллю этого было достаточно. Он облегчённо выдохнул, и плечи его расслабились. Приятно было осознавать, что Ракель всё ещё испытывает те теплые яркие чувства, которые охватили их в Урнесе. Он так крепко держался за них, потому что отчаялся найти в промёрзшем мире хоть что-то, что будет его радовать и греть.
– О, я думал, что ты и правда охладела ко мне, как и обещала перед расставанием.
– Не обманывайся, – сощурилась Ракель. – Я отдам тебя любой женщине, если это поможет нам спасти людей.
Скалль удивлённо вскинул брови. Он не думал, что может услышать что-то подобное.
Сердце Ракель защемило от этих жестоких, но правдивых слов. Но она постаралась не подать виду.
– Мне так нравилась твоя любовь к жизни, – покачал головой Скалль. – И твоё внимание. Что изменилось?
– Ты оттолкнул меня. И сейчас мне не ясны твои игры, – прямо ответила Ракель.
Скалль вздохнул. Да, оттолкнул, потому что не был готов открыть все свои секреты. Вряд ли, конечно, он готов сделать это и сейчас. На него свалилось ещё больше проблем, а сна становилось всё меньше. Уже в Урнесе он не мог толком уснуть, ворочаясь в холодной постели, пока не проваливался в болезненное забытье. А к дню, когда они прибыли в Ставангр, он и вовсе не помнил, когда в последний раз крепко спал.
– Но перед этим предложил стать моей женой, – напомнил конунг. – И я не отказываюсь от своих слов.
– Я хотела бы выйти замуж по любви, – парировала Ракель.
Молчание Скалля ответило на её незаданный вопрос.
– Но ты не любишь меня, верно? – Ракель понимающе покачала головой. – Это ничего.
– Хватит! – прорычал Скалль. – Прошу, хватит… Быть такой понимающей. Такой спокойной. Мне необязательно любить тебя, чтобы хотеть жениться. Ты сильная и смелая воительница, в сердце которой много места для всех людей Мидгарда. Ты заботишься обо всех и думаешь о себе в последнюю очередь. Это качества сильного правителя, которым ты можешь стать. В тебе живой огонь и холодный разум. Если бы ты родилась мужчиной, то могла бы побороться со мной за власть над людьми.
– И меня бы постигла участь Лейва или Хрута, – напомнила Ракель. – Хорошо, что я родилась женщиной.
– Да, очень хорошо, – ухмыльнулся Скалль.
– Но то, что ты чувствуешь, – не любовь, да? – Ракель медленно, но верно подталкивала Скалля к очевидным ответам, но он упорствовал.
– Я… – Скалль сглотнул и поморщился. – Мне не с чем сравнивать. Что ты называешь любовью?
Ракель несколько раз моргнула и опустила глаза. Ей тоже было не с чем сравнивать, но женское сердце подсказывало, что яркие чувства Скалля были вызваны только его долгим одиночеством.
– Я нуждаюсь в тебе, – прошептал Скалль. – Ты поразительно хорошо влияешь на людей и умеешь взывать ко всем моим добродетелям.
– И я могу заставить тебя не идти в Борре? – Ракель вскинула на него взгляд.
Скалль вздохнул, но промолчал. Ему нечего было ответить. Если бы он рассказал кому-то истинную причину, по которой ему нужен именно этот город, то его бы наверняка свергли собственные люди.
– Доверься мне, – наконец прошептал он, положив ладонь на щеку Ракель. – Обещаю, что никто не умрёт.
– Ты направил меня в Ставангр! А теперь направляешь в Борре! – разъяренно выкрикнула Ракель в лицо конунга.
Брови Скалля взметнулись вверх, а в глазах замерло сожаление.
– Ракель… Прости меня, – он наклонился и прижался своими губами к губам девушки. В отличие от самого первого их неловкого поцелуя, на этот раз Ракель ответила сразу.
Она резко поднялась на носочках и так сильно прижалась к Скаллю, что ударилась зубами о его зубы. Поцелуи были резкими и страстными, Ракель прикусывала губы конунга, будто желая его уничтожить. Её руки обвились вокруг его шеи, а он сжал пальцами теплую накидку на её талии.
– Сейчас не время нам искать любовь, – выдохнула Ракель, с трудом отрываясь от поцелуев. – Тебе нельзя отвлекаться на чувства, если хочешь спасти Мидгард.
– Вот как? – Скалль нахмурился. – Запрещаешь мне быть человеком? Что же вы все от меня хотите? Торгни просит оставаться собой, а ты хочешь, чтобы я был бесчувственным камнем. Как мне узнать, кем я должен быть?
По интонации Ракель можно было понять, что она сама не верит в то, что спрашивает: