Думая совсем о другом, Тони спросил:
— Почему тебе тут меньше нравится, чем у вас в деревне, Анни?
— О мастер Тони, как можете вы так говорить! Мне здесь нравится. Но нигде ничто так не растет, как у нас в деревне. Вы бы видели наши вишневые деревья! У нас замечательные черные вишни и белые черешни, которые отец посадил еще до женитьбы. А малина, земляника и сливы в марлэндской усадьбе — вы никогда ничего подобного не пробовали! Старший садовник дал нам немного, когда был огромный урожай, и мать сварила варенье из ягод, которых мы не могли съесть. Как жаль, что сахар так дорог!
— Почему?
— Мать варит чудесное варенье, и если бы сахар не был так дорог, у нас были бы круглый год варенье из слив и желе из айвы. Жаль, что ягоды гниют, но никто их не покупает, так их много у нас в деревне.
— Я не люблю сливового варенья, в нем слишком много косточек, — сказал Тони.
— Мать вынимает косточки из ягод, — возразила Анни. — И еще там крыжовник и смородина — вы же любите варенье из черной смородины, правда?
— Да, но больше люблю пудинг из черной смородины.
— Вы бы поглядели, как у нас в деревне все фруктовые деревья цветут весной, и колокольчики и ромашки в марлэндских лесах, и какой там сенокос и жатва, а лучшей свиной грудинки нет на свете, так отец говорит!
— Ты возьмешь меня с собой к вам в деревню, когда будешь выходить замуж, Анни?
— Ну вот еще! — воскликнула Анни, густо покраснев и яростно втыкая шпильки в волосы. — Кто это вбивает такие мысли в голову ребенка?
Свадьба Анни не заставила себя долго ждать. Либо Чарли стал более настойчивым (что казалось неправдоподобным, если принять во внимание его покорность перед Анни), либо религия перестала удовлетворять, либо же просто подействовала весна и мысли о «нашей деревне», — во всяком случае внезапно Анни решила выйти замуж и назначила день свадьбы на первые числа июня, так как майские браки несчастливы. После многочисленных просьб родители Тони согласились отпустить его на свадьбу, при условии, что он будет себя примерно вести и что «отец» на следующее утро доставит мальчика домой.
Для Тони свадьба Анни началась упоительно, а кончилась довольно грустно — обычное явление для всех таких обрядов. У него было самое смутное представление о том, что значит «пожениться», и, безусловно, он не сознавал, что Анни расстается с ним навсегда. Для него это была просто чудесная экскурсия с Анни в страну мечты, в «нашу деревню», в волшебное царство, где всегда цветы, фрукты, варенье и лучшая в мире свиная грудинка.
Накануне свадьбы «отец», «наш Билл» и Чарли прибыли в Вайнхауз, чтобы отвезти Анни домой в каком-то странном, допотопном экипаже, который, должно быть, когда-то служил брумом[8] холостяку, потому что снаружи было только сиденье для возницы, одно сиденье внутри и низенькие перильца вокруг того, что некогда было блестящим верхом. В коляску был впряжен коренастый, низкорослый жеребец, принадлежавший мяснику, отцу Чарли, и имевший привычку автоматически останавливаться у каждой пивной. В виде особого почета по случаю отъезда Анни эта странная реликвия викторианского великолепия подкатила к парадной двери, где жеребец отгонял хвостом мух и по временам оборачивался назад, как будто неприятно пораженный видом странного предмета, в который он был запряжен.
Тони полагал, что «наш Билл» окажется хрупким и замученным юношей, может быть — даже немного бледным и окровавленным от последней встречи с ремнем. Ничего подобного! «Наш Билл» был крепким крестьянским парнем, по меньшей мере на целую голову выше «отца», с широким веснушчатым лицом, добротным английским вздернутым носом и пыльного цвета волосами, которые норовили стоять торчком, хотя и были смочены водой и крепко приглажены. На нем был костюм из рубчатого бумажного вельвета, и он весело скалил зубы. В качестве образца домашнего людоеда «отец» обманул все ожидания. Мог ли быть тираном, если судить по Анниным рассказам, этот маленький молчаливый кривоногий человек, правда — довольно коренастый, но несколько согбенный сорокалетней работой на сырых английских полях? Что же касается Чарли, то Тони его почти что не заметил (Анни никогда не рассказывала о нем ничего интересного), увидев только, что у него красноватое лицо, широкая серебряная часовая цепочка и что он изрядно потеет.
8
Брум — двухколесный или четырехколесный экипаж особого устройства, впервые введенный лордом Брумом в начале XIX в.