- Ты думаешь, что маяк можно погасить? - возразил папа. - Если есть на свете что-либо надежное, так это свет маяка. В мире есть абсолютные вещи: морские течения и времена года. И то, что по утрам восходит солнце. И то, что маяки светят.
Мэгги нахмурилась.
- Но он же не горит, папа! Поди и сам посмотри. - Он просто отдыхает, дочь. И потом у него есть брат - сейчас он горит за двоих...
Рыбалка следующего дня удалась на славу: домой, в Пенсильванию, они увезли шесть фунтов свежезамороженной форели и двух здоровенных сомов, одного из которых поймала Мэгги. На прощание они с отцом дошли до «отдыхающего» маяка и долго смотрели, как кружатся чайки над водой возле дальнего, дугой закругляющегося берега - уже Иллинойса, не Мичигана. Мэгги была спокойна: маяк отдохнет и снова будет светить кораблям и яхтам во тьме. Млечный путь виден не всегда, да и луна может закапризничать. А маяки - это абсолютные вещи...
Когда Мэгги вернулась в зал ожидания, мать уже вышла из палаты. Алекс, допивая кофе, потянул сестру за локоть - попрощаться с отцом. Сидеть дольше не имело смысла, да и до утра в палату их не пустят: ночная медсестра уже заняла свой пост возле монитора. Мэгги внутренне сжалась, но покорно проследовала за братом.
Отец то ли дремал, то ли просто закрыл глаза от усталости: синеватые веки подрагивали в такт мерно пищащему монитору. Медсестра, заполняющая какие-то модули на кресле возле окна, прервала свою бумажную работу и молча уставилась на них поверх очков в розовой оправе. Эта была молодая, красивая, в бело-синей форме и шапочке Санта Клауса. Мэгги подумала, что время в этом царстве надежды и отчаяния замерло: Рождество уже прошло, как наступит и Новый Год - незамеченным. У больных другие отсчеты и ориентиры: сигналы монитора, обеденный перерыв, время визитов...
Отец так и не проснулся - Алекс нахмурился, когда Мэгги, пересиливая себя, погладила холодную, жесткую как палка, опутанную веревками вен руку, замершую на зеленой, твердой от глажки простыне. Касаться его было так трудно - но каждый раз Мэгги казалось, что это может быть в последний раз. И чем больше времени проходило, тем меньше оставалось от ее отца в этом изможденном, каком-то чужеродном, незнакомом под толстым одеялом теле. Алекс опять потянул ее - на этот раз на выход. Медсестра поежилась от сквозняка, скользнувшего из двери, и опять занялась бумажками, что в изобилии громоздились на унылом белом подоконнике.
Мать уже оделась и тихо переговаривалась с регистратором на ресепшне. Яркая афроамериканка сверкнула им белозубой улыбкой и поправила ободок с рожками оленя Рудольфа. - С Рождеством вас! Ждем новую порцию лекарства завтра к десяти. Если вы хотите присутствовать...
- Да, конечно, - торопливо и глухо ответила мать. - Алекс? - Я взял отгул на завтра. Я отвезу тебя.
Мэгги взяла с вешалки возле кофейной машины свою куртку и поплелась за матерью. Алекс уже вызвал лифт.
- Мэгги, ты можешь завтра отдохнуть. - улыбнулась мама. - Нет нужды сидеть тут всем табуном. - Что? - беззвучно переспросила Мэгги. - Я знаю, у тебя были планы на Рождество - вечеринка или что-то такое... - Мать виновато опустила глаза. - Мне жаль, что все сорвалось. - Мам, я вообще не понимаю, о чем ты! Какие могут быть вечеринки, когда отец в таком состоянии? - Мэгги не могла поверить своим ушам.
- Ни в каком он не в состоянии, это просто кризис, да потом мы знали, что рано или поздно... Неудачно вышло, что в Рождество... - бормотала мать, словно оправдываясь и оглядываясь на Алекса. - Не бери в голову. Мы потом все отметим, когда папа вернется домой.
- Я решительно не улавливаю, почему ты обращаешься со мной, как с ребенком, мам. Мне уже не восемь, мне двадцать шесть! - Мэгги сердито взглянула на брата. - Что ты наплел ей, Алекс? - Ничего. - пожал плечами тот. - Мне только показалось, что ты как-то сильно нервничаешь... - Не нервничаешь у нас только ты - Великий Маг всех миров фэнтези! - взвилась Мэгги, уже не стесняясь повышать голос. Лифт все равно не приходил, а двери в приемную были плотно закрыты. - Мне кажется, это нормально в этой ситуации - переживать. - Да, но мне кажется, что ты переживаешь за себя, а не за папу. - завелся и Алекс, поправляя бесконечно сползающие с веснушчатого носа очки. - Тебе, как всегда, ни до чего нет дела... - Не надо всех судить по себе, братец! - Мэгги уже затопило волной бешенства, когда мать подняла глаза - темные от гнева. - Угомонитесь вы, оба! Нашли время! Хорошенький дух Рождества тут царит. Стыдно - мне стыдно за вас. И папе было бы. То есть... есть...