Другие историки говорят о продолжении линии Февраля как альтернативе Октября. Историк В. Старцев в своей статье, опубликованной в журнале «Коммунист» еще в 1988 г. «Октябрь 1917-го: была ли альтернатива?» и перепечатанной в 2007 г. журналом «Свободная мысль», рассматривает проблему: можно ли было в 1917 г. «избежать» Октябрьской революции или «обойти» ее? Возможность продолжения развития России по буржуазно-демократическому пути не только существовала, но и была в сложившихся условиях наиболее вероятной. Ее обеспечивали победа Февральской революции, вооруженное свержение царского строя и существенное преобразование государственного аппарата, значительная поддержка массами демократического Временного правительства. Создание после апрельского кризиса правительственной коалиции из представителей Петроградского совета — от руководства партий эсеров, меньшевиков и народных социалистов — значительно расширило социальную базу Временного правительства. Мятеж Корнилова сам по себе и то, как он был разгромлен, изменили политическую обстановку в стране. Социальная база Временного правительства и сторонников коалиции, национального согласия заметно сократилась. Но успешное формирование Керенским третьего коалиционного правительства, одобрение руководством Демократического совещания идеи коалиции вообще, формирование предпарламента (Временного совета Российской Республики) вновь несколько увеличили доверие к Временному правительству Керенского. Поддерживавшие его партии продолжали представлять большинство населения России. Это показали и результаты выборов в Учредительное собрание. Большевики смогли получить на них только около четверти голосов, а эсеры, меньшевики, народные социалисты и прочие — свыше 70 %. А ведь выборы проходили в середине ноября 1917 г., через 20 дней после прихода к власти большевиков в Петрограде. Так что вполне можно допустить, что Временное правительство Керенского имело шансы довести страну до Учредительного собрания, если бы не было свергнуто Октябрьским вооруженным восстанием в Петрограде. Итак, теоретически исследователь проблемы вправе допустить, что альтернатива Октябрьскому вооруженному восстанию действительно существовала. Однако для ее осуществления в 10 дней, остававшихся до восстания, должно было произойти слишком много событий, главное — таких, какие, как мы хорошо знаем, на деле не произошли. Случилось же совсем другое[111].
Что было бы, если бы? — задает вопрос С. Новиков. Совершенно точно, германский блок был бы побежден до 1917 г., Россия в числе основных стран-победительниц диктовала бы условия мира. Был бы контроль над проливами, союзные государства Восточной Европы, неизбежные аграрные преобразования, бурный рост промышленности, расцвет наук и культуры. Миллионы людей не погибли бы в Гражданскую, не отдали бы свои труд и талант другим странам, не было бы нацизма и фашизма, рожденных противостоянием идеологий[112].
Но все эти альтернативы слишком уж носят неопределенный характер.
Альтернативы смуты и «смутные» альтернативыДействительно, Россия осенью 1917 г. отнюдь не была обречена на большевистский переворот. Фатальной предопределенности победы Ленина и его соратников не было. А вот демократический Февраль в такой стране, как Россия — 1917, скорее всего, все-таки был обречен. Широкие массы были далеки от демократического сознания. В обществе нарастала смута и не было видимых возможностей ее преодоления.
В исторических трудах приводится немало примеров нарастающего ожесточения народных масс в условиях социальной смуты. Подробно об этом говорит тот же В.О. Ключевский применимо к началу XVII в. О вступлении общества в эпоху ожесточенного противостояния в 1917 г. пишет А. Буровский: «В страшную зиму 1917/18 годов солдаты — те самые патриархальные крестьянские парни, одетые в шинели, — начнут приколачивать погоны гвоздями к плечам офицеров, топить в сортирах их семьи — матерей с грудными младенцами. В ту же зиму крестьяне будут грабить барские усадьбы и при этом уничтожать все, связанное в их представлении с барской жизнью: библиотеки, картины, красивую мебель. Произойдет выплеск ненависти, во сто крат больший, чем нужно для самой успешной революции. В тысячу раз больший, чем оправдано любой, самой жестокой «классовой борьбой». Повстанцы будут сжигать живыми, топить в уборных, насаживать на колья помещиков, их жен и детей, домашних учителей и еще не разбежавшуюся прислугу»[113].