Однако с развитием кризисных явлений ситуация в социальной сфере начала ухудшаться. Рост населения и падение темпов сельскохозяйственного производства привели к обострению продовольственной проблемы. Концентрация средств преимущественно в тяжелой промышленности, дорогостоящие военные и космические программы ограничивали возможности решения социальных задач, консервировали низкий уровень жизни советских людей. К началу 1980-х СССР существенно отставал от передовых стран по потреблению традиционных продуктов и по структуре питания. По уровню потребления на душу населения СССР занимал в то время 77-е место в мире, по продолжительности жизни — 35-е. Нарастал дефицит товаров, продуктов, услуг. Неотъемлемой частью жизни простых людей стали постоянные очереди. Решение экономических проблем на экстенсивной основе предопределяло слабость социальных программ.
В стране нарастали антиобщественные явления. Все больше распространяются алкоголизм, наркомания, проституция, бродяжничество. Важной приметой времени стала «теневая экономика». Присущие ей социально-экономические отношения находились за рамками правового пространства. Одну группу составляли лица, занимающиеся частной трудовой деятельностью (надомные портные, стоматологи, парикмахеры, педагоги-репетиторы и др.) Вторая группа — это подпольные «цеховики», организаторы нелегальных мелких и средних предприятий, которые производили дефицитный ширпотреб. Их деятельность носила откровенно криминальный характер и способствовала росту коррумпированности в обществе.
Постепенно в стране ширилось общественное недовольство. В среде рабочих это проявлялось в основном в пассивных формах — пьянстве, прогулах, опозданиях, низкой производительности труда. В среде творческой интеллигенции набирали силу нонконформистские течения в литературе, поэзии, живописи, музыке.
В 1978 г. «Краткий политический словарь» впервые включил статью «диссиденты». «Диссиденты, — по определению словаря — люди, отступающие от учения господствующей церкви (инакомыслящие)». Империалистическая пропаганда, объясняет словарь, использует этот термин для обозначения «отдельных отщепенцев, оторвавшихся от социалистического общества, лиц, которые активно выступают против социалистического строя, становятся на путь антисоветской деятельности, нарушают законы и, не имея опоры внутри страны, обращаются за поддержкой за границу, к империалистическим подрывным центрам — пропагандистским и разведывательным».
Статья «диссиденты», звучащая как обвинительное заключение, заканчивается приговором, сформулированным Брежневым: «Наш народ требует, чтобы с такими, с позволения сказать, деятелями обращались как с противниками социализма, людьми, идущими против собственной Родины, пособниками, а то и агентами империализма. Естественно, что мы принимаем и будем принимать в отношении их меры, предусмотренные законом»[217].
Начало 70-х гг. было кульминацией первого периода диссидентского движения, развивавшегося прежде всего под лозунгом защиты прав граждан, соблюдения закона. Смелость диссидентов, предающих широкой гласности факты нарушения законов и репрессий, поражает западный мир. А. Солженицын («о том, как теленок бодался с дубом») и А. Сахаров дают пресс-конференцию иностранным журналистам. Американский журналист демонстрирует по телевидению выступления В. Буковского, А. Гинзбурга, А. Амальрика и П. Якира, причем Гинзбург присылает пленку с записью своего комментария из лагеря. Якир определил новое положение в стране: «При сталинизме всегда был железный занавес, и никто не знал, что здесь творится. Сейчас мы стараемся каждый арест, каждое увольнение с работы предавать гласности, т. е. информировать людей о том, что происходит в нашей стране».
Открытая деятельность диссидентов рассматривалась как проявление слабости власти и уступки Западу, как цена «разрядки». Западное общественное мнение, пораженное смелостью советских диссидентов, выступает в их защиту: «Сила западной гневной реакции была неожиданна для всех и для самого Запада, давно не проявляющего такой массовой настойчивости против страны коммунизма, и тем более для наших властей, от силы этой реакции они просто растерялись»[218].
Стремясь приглушить усилившуюся с началом участия советских войск в гражданской войне в Афганистане напряженность общественной жизни, власти ужесточили репрессии против диссидентов. В конце 1979 — начале 1980-х гг. были арестованы и сосланы почти все лидеры и активные участники не только правозащитных, но и оппозиционных властям национальных, религиозных организаций. Сахаров за выступление против войны в Афганистане был лишен правительственных наград и в январе 1980 г. выслан в город Горький.
Специфическим видом наказания диссидентов было принудительное помещение их в психиатрическую больницу, что с юридической точки зрения не являлось репрессивной санкцией. К диссидентам применялась и такая мера воздействия как лишение советского гражданства. С 1966 по 1988 г. за действия, «порочащие высокое звание гражданина СССР и наносящие ущерб престижу или государственной безопасности СССР», были лишены советского гражданства около 100 человек, среди них — М. Восленский (1976), П. Григоренко (1978), В. Аксенов (1980), В. Войнович (1986). Несколько заключенных (А. Гинзбург, В. Мороз, М. Дымшиц, Э. Кузнецов) были обменены на арестованных за границей двух советских разведчиков, а В. Буковский — на оказавшегося в заключении тогдашнего лидера чилийских коммунистов Луиса Корвалана.
Уже к началу 70-х гг. в диссидентстве обозначились тенденции, различные по идеалам и политической направленности: ленинско-коммунистическое, либерально-демократическое и религиозно-националистическое. Все они имели активистов, но, в конце концов, каждое из них нашло выразителя своих идей в лице одной наиболее заметной личности. Во всех трех случаях это были люди исключительных качеств и сильного характера. Три направления были представлены, соответственно, Р. Медведевым, А. Сахаровым и А. Солженицыным — людьми несхожими, с коренными различиями в позициях по причине слишком серьезных расхождений во взглядах. Но все трое оказались вынужденными противостоять мощи государства. Это было единственное, что их роднило. Но этого единственного хватало, чтобы полемика между ними не перерастала в открытую вражду и не положила конец сотрудничеству в стане оппозиции.
Именно поэтому, если не по каким-либо другим, вполне понятным политическим причинам, о диссидентстве, особенно за границей, говорили как о явлении едином и довольно сплоченном. Но единства не было. В ходе 70-х гг. три выразителя основных направлений и их сторонники нередко спорили друг с другом, их убеждения были несовместимыми. Никто из них не мог согласиться с двумя другими, не отказавшись от того, что составляло саму основу политической активности каждого. Но даже это обстоятельство не было использовано брежневским правительством, чтобы завязать диалог с тем или иным из трех течений диссидентства. Лишь однажды слабая попытка такого рода была предпринята главой КГБ Андроповым, не без некоторого уважения относившемся к Медведеву, единственному из троих, кто, будучи исключенным из партии, снятым с работы, все же избежал ареста. Однако и в этом случае речь шла не просто о политическом выборе, а о поведении толкового полицейского, который создал Медведеву больше проблем, нежели тот мог решить.
Больше сходства было между двумя первыми из упомянутых течений — коммунистическим и демократическим. Имена Сахарова и Медведева стояли рядом в петициях, написанных на рубеже 60-х и 70-х гг., включая совместное политическое обращение к Брежневу, Косыгину и Подгорному, составившее одну из первых 13 политических платформ диссидентства. Неокоммунистическое движение вытекало непосредственно из антисталинских настроений, периодически возникающих в советской истории. Его рождение совпало с протестами против «реабилитации» Сталина. Основным устремлением неокоммунистов было сочетание политической демократии с социализмом, по характеру менее государственным и более близким к исходным идеям Маркса и Ленина. Именно упор на демократию как на «основную ценность» сближал это течение и с Сахаровым, и с «ревизионистскими» направлениями европейского коммунизма как на Востоке, так и на Западе.