— Вы ошиблись, Таисия Григорьевна, — Максу, наконец, удалось вырваться из цепких пальцев консьержки. — Это была не принцесса!
— Не принцесса? — поразилась Таисия Григорьевна. Как же она могла обознаться? Консьержка сняла очки и с подозрением вертела их в руках. Наверное, пора отправляться к офтальмологу за новыми. — А кто же она?
— Просто очень хорошая девушка… — вздохнул Макс и заторопился к выходу.
Зал приемов, в который доставили принцессу Марию, напоминал сказочный дворец. Даже в отцовских покоях их родового замка трудно было отыскать большее великолепие! Величественные гобелены покрывали стены, а изображенные на них сюжеты были еще более древними, чем сами гобелены. Но краски не померкли от времени, а лишь обрели мудрое благородство и аристократическое достоинство.
Картины в тяжелых золоченых рамах увековечили славу героев давно позабытых битв. Мельчайшие трещинки, покрывавшие полотна, напоминали, что у настоящего искусства, как и у светской дамы, нет возраста.
С украшенного лепниной потолка каскадами хрусталя струилась огромная люстра. Лучи света многочисленных софитов причудливо преломлялись в каждом кристалле подвесок, рассыпались на сверкающие брызги и радостными бликами опускались в зал.
Внизу на бархатных стульях чинно рассаживались аккредитованные журналисты. В их руках мелькали белые страницы официального пресс-релиза. А их собратья по перу, которым не посчастливилось примкнуть к пулу избранных, стояли между рядами, толпились рядом с телевизионным оборудованием, протягивали к трибуне микрофоны и диктофоны, пытаясь определить, что им удастся услышать.
Фотокорреспонденты пристраивали на штативы камеры, а операторы выбирали ракурсы для будущей съемки. Шум и движение волнами прокатывались по разномастной толпе. С минуты на минуту ждали принцессу!
Чтобы попасть в зал приемов, Максу пришлось предъявить свое удостоверение как минимум дюжину раз. Один за другим он преодолевал кордоны из спецназа, милиции, охраны Дома печати. С кем ему очень не хотелось бы столкнуться, так это с телохранителями принцессы Марии.
Поэтому, оказавшись, наконец, в зале приемов, он первым делом повертел головой, высматривая людей в черных костюмах. И только потом стал протискиваться в первый ряд. На него шикали дамы в строгих нарядах и господа, которым он умудрился наступить на ноги. Орали фотографы, штативы которых он поминутно задевал, он едва не раздавил лэп-топ прогрессивного молодого журналиста, расположившего свой мобильный корреспондентский пункт прямо на полу, и смог вздохнуть полной грудью, только когда оказался в первом ряду, у самой сцены, где была смонтирована трибуна для принцессы и ее переводчика. Макс оглядел своих соседей и обмер: неподалеку уже стоял Гарик.
Коллега-папарацци имел потрепанный вид, хотя и заклеил царапину на физиономии изрядным куском лейкопластыря, а также принарядился в белую шелковую рубашку. Гарик настороженно покосился на друга и едва заметно кивнул. К животу он прижимал пухлый белый конверт. Фотограф явно намеревался подобраться к другу поближе, но в этот момент на подиуме появилась принцесса Мария.
По суровому лицу Макса пробежало смутное выражение надежды и тревоги…
Принцесса стояла в снопе искристого. Бриллианты в ее диадеме и колье на груди сверкали и переливались, словно вступили в немыслимый спор с игрой хрустальных граней громадной люстры. И на фоне этой феерии света глаза принцессы казались особенно глубокими и печальными, хотя она и улыбалась — формально и холодно — лишь уголками губ. На прекрасном лице застыло то нейтральное выражение, которое и положено «надевать» коронованной особе перед встречей с подданными вместе со строгим и эффектным туалетом. Руки принцессы были затянуты в белоснежные перчатки, они двигались плавно и грациозно, как у балерины, — она не позволяла себе ни одного лишнего движения.
За ее спиной выстроились телохранители в неизменных черных костюмах. Макс интуитивно сделал шаг назад, укрывшись за широкими плечами и громоздкой камерой телеоператора.
Вслед за принцессой на сцене появились сопровождающие ее лица.
Сухопарая дама с выражением натянутой вежливости на лице, никак не соответствующим ее удивительно живым светло-карим глазам. Даму представили как старшую фрейлину. Затем появился вальяжный седой генерал. Казалось, он шагнул прямо со старинного портрета, висевшего в соседнем зале, и теперь недоумевал, как и зачем оказался среди этой суеты и гама. На старомодном мундире заслуженного ветерана позвякивали ряды экзотических наград. Сопровождающие устроились по краям стола за изгородью микрофонов, под прицелом видеокамер.