— Мы все очень боялись советских юнкеров, с которыми уже встречались в боях, — сказал он между прочим. — Разведгруппа, в которую я входил, направлялась к Кингисеппскому шоссе. Нам было приказано не обнаруживать себя, в бой не вступать, а вести наблюдение. Мы наткнулись на советских солдат неожиданно, думали, что они не будут преследовать нас, и хотели отсидеться во рву…
— Вот и отсиделись! — сказал майор Шорин, допрашивавший пленного. — Потери есть? — спросил он у Наумова.
— Нет, товарищ майор. Бабенко руку задело, но он уверяет, что оружие держать рана ему не помешает.
— Молодцы, ребята! За уничтожение разведгруппы большое вам спасибо. Она много неприятностей могла бы нам принести. Теперь мы о Дятлицах точные сведения имеем и фашистов в них побеспокоим в ближайшую ночь…
Недавно я вместе с Владимиром Наумовым побывала в Дятлицах. Нам довелось впервые увидеть деревню в дневном освещении. Местная жительница Наталья Николаевна Кузнецова, узнав, что мы бывшие фронтовики, воевавшие в здешних краях, рассказала нам много интересного о событиях, относящихся к августу 1941 года.
Наталье Николаевне было тогда тридцать восемь лет. Когда фашисты приблизились к Дятлицам, она спрятала своих пятерых детей в соседней деревне Малое Забородье. Оккупанты установили жестокий режим в занятых ими населенных пунктах. Расстрел ждал каждого, кто осмеливался выйти из своего дома позднее шестнадцати часов.
Вместе с Натальей Николаевной побывали мы на кладбище. Ров, в котором курсанты уничтожили вражескую разведгруппу, зарос травой. Мы с Наумовым, бродя возле этого рва, до мельчайших подробностей восстановили в памяти все, что произошло здесь августовской ночью тридцать лет назад.
— Как сейчас вижу того трусоватого фашиста, который пытался удрать, — сказал Владимир. — Он и на допросе оказался мокрой курицей — все рассказал о своем гарнизоне…
ПРИКАЗАНО СМЕЯТЬСЯ
Атаки фашистов по-прежнему следовали одна за другой. Не жалея боеприпасов, враг вел шквальный огонь. Однако мы не переставали зорко следить за противником. Стоило гитлеровцам сделать хотя бы шаг вперед, как оживали наши огневые точки. Пулеметчики, автоматчики и стрелки дружно отражали натиск врага.
— Да, палит немчура вовсю. Видно, страху хочет нагнать. Только нас теперь на испуг не возьмешь, — спокойно рассуждали «старички» (так мы называли ополченцев). О курсантах и говорить не приходилось. Они действовали с каждым днем все более умело и решительно. Фашисты уже не петушились, как это бывало прежде на нашем участке. Пограничники приучили их ползать и кланяться. Фактически в те августовские дни на Кингисеппском шоссе враг вынужден был перейти к обороне.
— А нам надо переходить к более активным действиям, — рассуждал вслух майор Шорин. Речь шла не о наступлении, разумеется, а о разведывательных поисках, о рейдах и налетах на отдельные гарнизоны, штабы, узлы связи и склады во вражеском тылу.
В один из августовских вечеров произошло нечто необыкновенное. Мне было объявлено, что я иду в разведку в составе группы лейтенанта Григорьева. Того самого Бори Григорьева, в своем отношении к которому я еще не успела разобраться. Догадывался ли он о чем-нибудь? Думаю, что не догадывался.
Перед выходом в разведку тщательно перебирала я содержимое своей санитарной сумки, подгоняла ремень трофейного автомата, подаренного мне курсантами. Когда же лейтенант Григорьев стал проверять нашу готовность к выполнению боевого задания, у меня даже ладони вспотели от страха. Больше всего я боялась, что он найдет какой-нибудь изъян, и он действительно нашел:
— С затвора масло снять, не на склад отправляетесь! — твердо сказал Борис.
Наша большая группа вышла на задание перед рассветом. В ночной темноте лесная дорога показалась мне мрачным туннелем. Еле-еле различая силуэт впереди идущего, я старалась, как и он, ступать бесшумно. Кажется, это у меня получалось. Во всяком случае, лейтенант Григорьев не сделал мне больше ни одного замечания. Нервное напряжение было так велико, что чувство времени и расстояния притупилось. Когда поступил приказ лечь и замаскироваться, мне показалось, что мы все еще находимся где-то недалеко от своего штаба.