Оба батальона выполнили поставленные перед ними задачи. Оба героически бились с врагом. 2-й батальон шесть суток насмерть сражался против фашистов и почти весь погиб в неравных боях. 1-й участвовал в жестоких схватках с противником, рвавшимся к Ленинграду, на протяжении пятидесяти дней.
В этой главе я попытаюсь хотя бы кратко рассказать о славных боевых делах курсантов и командиров 2-го батальона. Рассказать на основании писем, полученных мною от оставшихся в живых людей этого батальона, на основании архивных документов и бесед с участниками боев.
Многое рассказал мне полковник запаса Николай Афанасьевич Юхимец, живущий ныне в Саратове. На второй день войны получил он звание лейтенанта и был назначен командиром учебного курсантского взвода. Юхимец хорошо понимал, какая большая ответственность легла на его плечи. Он считал, что было бы неплохо приобрести опыт командования подразделением в войсках. Но приказ есть приказ. Начались боевые будни. Юхимец, ведя занятия с курсантами, сам набирался опыта. Командир роты старший лейтенант Д. М. Останий помогал взводному, советовал ему, как лучше решить ту или иную учебную задачу.
Однажды и Останий, и Юхимец были вызваны к командиру батальона капитану А. А. Золотареву. Когда весь командный состав подразделения был в сборе, капитан встал из-за стола и без каких бы то ни было предисловий сказал:
— Батальону приказано убыть на выполнение боевой задачи по обороне города Ленина.
Далее следовали лаконичные и четкие пункты боевого приказа. Роте Д. М. Остания предстояло первой вступить в бой.
Батальон без промедления выступил к назначенному рубежу. Сначала все было, как на учениях: рекогносцировка местности, выбор ориентиров, принятие решений. Курсанты быстро отрыли и оборудовали окопы. Командиры отделений доложили взводным о готовности к бою.
Наступили сумерки. Моросил холодный дождь. Боевое охранение четко несло службу. Весь личный состав провел ночь не смыкая глаз. Ранним утром послышались пока еще далекие автоматные выстрелы. Враг приближался.
— По правде говоря, — рассказывал мне Юхимец, — я, как и все мои курсанты, был очень взволнован в то утро. Нам предстояла взаимная проверка в бою. В какой-то момент в небе заревели моторы вражеских бомбардировщиков. Неподалеку от нас прогрохотали взрывы авиабомб. Видимо, хорошо замаскированы были наши окопы, — фашистские летчики сбросили свой смертоносный груз мимо цели. Но вслед за бомбами стали рваться снаряды и мины. Затрещали, уже вблизи, вражеские автоматы. Ребята наши держались молодцами. По фашистским автоматчикам никто не сделал ни одного выстрела, пока не прозвучала команда открыть огонь. Выдержка и хладнокровие необстрелянных курсантов радовали. Но вот связной Моисеенков негромко сказал мне: «Товарищ лейтенант, сигнал…» Вдохнув двойную порцию воздуха, я скомандовал: «По фашистским автоматчикам, огонь!..» Грянул дружный винтовочный залп. Заговорили станковые пулеметы. Стреляли курсанты метко и уже вскоре заставили врага залечь.
Все радовались первому успеху. Парторг взвода курсант Николай Тихонович Козловский, приподнявшись над окопом, закричал: «Так держать, молодцы!..» Его голос потонул в гуле нового огневого вражеского налета. Потом раздался чей-то крик: «Смотрите, смотрите!.. Перед седьмой ротой фашистский танк горит!..» Все мы увидели этот танк и пламя над ним. Наши залпы загремели с новой силой. Выскочившие на поляну перед взводом автоматчики противника один за другим выбывали из строя.
Через некоторое время накал боя несколько ослабел. И тут мы впервые услышали чужие голоса: «Рус окружен!.. Сопротивление бессмысленно!.. Рус, сдавайся!..» Курсанты только смеялись. Гитлеровцы, видимо, тянули время в ожидании подкреплений. Мы поспешно улучшали позиции, проверяли оружие, запасались патронами и гранатами. Посланные в тыл курсанты Сулейманов, Абдулдаев и Мартыненко вернулись с термосами горячей пищи. Курсанты с удовольствием ели вкусный суп и макароны по-флотски.
Во второй половине дня на позиции батальона снова обрушился шквал вражеского артиллерийско-минометного огня. Снова затрещали немецкие автоматы. Должно быть, фашисты подтянули резервы. Их уже не останавливал наш ружейно-пулеметный огонь. Автоматчики упрямо атаковали участки соседних взводов. Командир роты приказал поддержать соседей огнем. Между тем они предприняли штыковую контратаку. На поле боя загремело «ура». Курсанты дружно обрушились на противника. Оставляя раненых и убитых, вражеские автоматчики побежали. Курсанты нашего взвода вели по ним меткий огонь. Усилили огонь и гитлеровцы. Выдвинувшийся дальше всех в минуты контратаки взвод лейтенанта Костакова не успел возвратиться в свои окопы и, неся потери, был вынужден залечь. Чтобы стрелять через головы прижатых к земле курсантов, надо было перетащить наши пулеметы на новую огневую позицию. Фашисты заметили наше передвижение. Несколько минных взрывов преградили нам путь. Застрочили вражеские автоматчики, проникшие на правый фланг взвода. Я был ранен в ногу осколком, но все же добрался до цели. Курсанты устанавливали пулемет, а связной Сергей Моисеенков под прикрытием пулеметного щита стащил сапог с моей онемевшей ноги и стал накладывать повязку на рану. Я тем временем взялся за рукоятки пулемета. По моему сигналу заговорили все три наших «максима». Через головы курсантов, находившихся метрах в ста — ста пятидесяти впереди, повели мы яростный огонь по врагу. Стрельба со стороны противника на время притихла. Взвод лейтенанта Костакова воспользовался этим и вернулся на свои позиции.