Выбрав направление для удара, комбат приказал подразделениям выдвинуться в небольшую рощу, почти вплотную прилегающую к деревне. Рота лейтенанта Семина (она была головной) сумела не замеченной противником пересечь поляну и втянуться в рощу. Следующая, третья, рота зацепилась за опушку. Еще несколько минут, и батальон в полном составе был бы готов к атаке. Но тишину неожиданно разорвал треск автоматных очередей. Курсанты прижались к земле, все замерли. Стрельба не прекращалась. Пули продолжали лететь в сторону батальона.
И тут произошло такое, о чем невозможно вспомнить без волнения и без улыбки.
Получилось так, что майор Шорин оказался поблизости от обстрелявших нас четверых вражеских автоматчиков. Уловив момент, он приподнял голову и увидел их среди кустов ивняка. Увидел и, разумеется, решил разделаться с ними. Но трава мешала целиться. И тогда майор поднялся в рост и в упор стал бить по фашистам из автомата. Те перенесли огонь на него, но, как бывает в таких случаях, стреляли неточно. Позже нам удалось установить, что одна из пуль рассекла шнурок плащ-палатки и задела воротник гимнастерки комбата, вторая продырявила гимнастерку. Две пули прошили плащ-палатку. Нервы у нашего командира оказались крепче, чем у фашистских автоматчиков. В этой необычной дуэли победил он. Больше того, у него хватило самообладания и чувства юмора, чтобы тут же пошутить с курсантами:
— Разлеглись тут, понимаешь… Я, что ли, за вас стрелять обязан?..
— Повезло вам, товарищ майор! — говорили курсанты.
Выдержанный и рассудительный комиссар батальона Василий Михайлович Образцов на этот раз сердито выговаривал комбату:
— Кому нужна такая храбрость? Ведь тебя могли убить. Должны были убить. А почему не убили, не знаю…
Как бы там ни было, враг обнаружил нас и открыл по роще минометный огонь. Рассчитывать на внезапность атаки уже не приходилось. Роты снова стали втягиваться в лесную чащу, ожидая подхода бойцов стрелковой дивизии.
Под огнем батальон понес некоторые потери. Помнится, на опушке леса я увидела лежавшего на земле курсанта. Он лежал, зажав в руках автомат и крепко зажмурив глаза. Можно было подумать, что человек прилег отдохнуть. Но я увидела возле, него кровь. Курсант был ранен в обе ноги. Он оставался в болезненном забытьи, пока я оттаскивала его поглубже в лес и делала ему перевязку. Потом раненый очнулся и назвал себя:
— Курсант Василий Гавриков…
Много лет спустя, встретясь в Ленинграде с полковником Василием Гавриковым, мы со всеми подробностями вспоминали этот эпизод и бой под Порожками.
Бой был трудным. Выбить фашистов из деревни удалось только на следующий день, когда к нам подошли подразделения стрелковой дивизии. Атаковать пришлось без артиллерийской подготовки. Батареи, которые должны были нас поддержать, застряли где-то в болотах.
Наступление началось во второй половине дня.
Наш командир принял невероятно отчаянное, как нам тогда показалось, но вполне оправдавшее себя решение. По его мнению, в условиях, когда на достаточную огневую поддержку мы не можем рассчитывать, есть смысл применить психическую атаку. И комбат применил ее.
Как это было сделано?
Сначала первая и вторая роты передвигались вперед по-пластунски. Нужно было по возможности теснее сблизиться с противником, не обнаруживая себя. Гитлеровцы заметили цепь курсантов, когда она была в шестидесяти — семидесяти метрах от опушки. Заметили и открыли минометный огонь. Однако первые их залпы не нанесли нашим подразделениям урона: мины провыли над головами курсантов и разорвались позади цепи.
Лейтенант Семин, понимая, что вражеские минометчики немедленно скорректируют огонь, поднял свою роту в рост. Примеру ее последовала первая рота. Курсанты быстрым шагом двигались вперед. Еще одна волна минометного огня осталась позади. Но теперь уже заговорили пулеметы, винтовки и автоматы противника. Падали убитые и раненые. Но цепь все шла и шла. Помнится, я с ужасом глядела на происходящее. Мне казалось, что курсанты идут на верную гибель. В страшном волнении я пыталась убедить в чем-то штабных командиров. Но меня никто не слушал — им было не до меня. Тогда я бросилась к комбату. Я подбежала к нему, но не посмела его потревожить. Он так пристально следил за атакой, что никого не замечал. Потом, уловив какой-то момент, Шорин непривычно тихим голосом подал команду третьей роте: