А там, возле блиндажа, в страхе и недоумении теснились гитлеровцы. Солдаты открыли дверь укрытия. Из нее вырвались клубы густого чада. Блиндаж горел. На полу неподалеку от входа валялись два тлеющих трупа. Попытки обнаружить останки недавно еще лежавшего здесь русского оказались тщетными. И чего только не выдумывали опростоволосившиеся фашисты, чтобы оправдаться перед начальством! Конечно, не трудно было догадаться, что в блиндаже побывали советские бойцы, но признание этого факта никого из фашистов не устраивало. Всеобщую поддержку получила удобная версия, согласно которой блиндаж загорелся от прямого попадания снаряда. Было решено считать, что в огне сгорели и охрана, и захваченный во время атаки раненый курсант.
Случай с Иваном Карасевым остался в памяти командиров и курсантов батальона как свидетельство братской дружбы питомцев училища, их верности славной традиции: «Сам погибай, а товарища выручай».
Умели дружить курсанты-пограничники. Как сейчас вижу Николая Грибанова и Алексея Пицика. Оба основательные, невозмутимые, сильные. Причем всегда вместе, всегда рядом. Тон в их отношениях, помнится, задавал Николай, на редкость спокойный, волевой человек. В минуты отдыха он, бывало, моментально засыпал даже под гром артиллерийской канонады. А уж в бою — в бою он был огонь.
Никогда не забуду весьма характерную сцену. Поступает приказ приготовиться к штурму вражеских позиций. Алексей Пицик тормошит Грибанова:
— Николай, ты спишь?.. Наступать сейчас будем…
— Наступать так наступать, — говорит поднимаясь Грибанов.
— Завидую тебе, Коля!.. По всему чувствуется, что ты выйдешь живым из этого пекла…
— Спасибо на добром слове. А ты что — умирать собрался?
— Нет, почему же! Это я на твое олимпийское спокойствие любуюсь…
В бою, перед началом которого шел этот разговор, Николай и Алексей действовали, как всегда, смело и решительно. В какое-то мгновение они должны были упасть: неподалеку разорвалась немецкая мина. Первым упал Николай, Алексей навалился на него и был поражен несколькими осколками.
— Часть из них предназначалась мне, — говорил позже Грибанов.
В том бою он тоже был ранен, и мы отправили его в госпиталь. Но пророчество Алексея Пицика сбылось: Николай перенес все невзгоды войны и остался жив. Совсем недавно я узнала, что он живет и трудится в Воронеже.
И еще о двух товарищах — Василии Майдикове и Петре Букане. Очень хорошо помню их. Помню, как внимательны были они друг к другу. В бою под Гостилицами тот и другой попали под вражеский огонь и чудом остались живы. Василий Майдиков быстро окреп после контузии и, когда попал в беду Иван Карасев, вызвался в числе других курсантов выручить его. Хорошо воевал Петр Букань. А в том бою, в котором были ранены Пицик и Грибанов, ему тоже не повезло. Не повезло и Василию Майдикову. Глубоко застряли в его теле осколки фашистского снаряда.
Курсант долго лечился. Мне удалось установить с ним связь через тридцать с лишним лет. В своих письмах, присланных из Донецкой области, он тепло вспоминает о своем друге Петре Букане. Вспоминает, как умело тот действовал в бою, как использовал каждый бугорок, чтобы вести меткий огонь по противнику. Вражеский снайпер выследил пулеметчика. Петр получил тяжелую и сложную рану.
Я видела страдания этого сильного человека и никак не могла сообразить, как его перевязать. К тому же Букань, несмотря на боль, стеснялся меня, и это мешало мне работать.
По правде сказать, эвакуируя его в медсанбат, мы не очень надеялись на выздоровление Петра Буканя. Но, к счастью, он поправился и продолжал воевать. Я знала, что некоторые наши ребята встречали его под Невской Дубровкой, а затем на ледовой Дороге жизни. Но потом долгое время не было никаких известий о Петре Букане. Только в начале 1975 года, завершая эту книгу, узнала я наконец, что наш боевой товарищ по-прежнему полон сил. Но служит он теперь на флоте в звании контр-адмирала.
С КОЗОЙ НА ПОВОДКЕ
Постепенно я свыклась с трудностями и невзгодами фронтовой жизни. Командиры и курсанты батальона по-братски относились ко мне. Больше никто уже не вспоминал о случае, когда по моей вине чуть было не сорвался выход боевой разведывательной группы во вражеский тыл. Мне по-прежнему доверяли выполнение трудных заданий, и я была горда и счастлива этим доверием людей, чьим мужеством не переставала восхищаться.