Дробота и Панина я нахожу в блиндаже. Ранены ребята тяжело: Николая Панина осколок ударил в грудь, на теле Дробота несколько рваных ран. Обрабатывая их, я произношу слова ободрения, а сама ужасаюсь тому, что вижу, и думаю о сложности эвакуации этих ребят. Придется возвратиться за ними, когда стемнеет. Другого выхода нет.
Впрочем, до наступления темноты мне пришлось побывать в отделении Страдымова еще раз: вскоре ранен был сам командир. Гранатные осколки оставили множество кровоточащих отметин на его руках и ногах. Но отделение Александра Страдымова победило в бою, который оно вело. Курсанты Полынько, Герасименко и Голуб уничтожили последнего гитлеровца из числа тех, которые пытались окружить отделение.
— Хорошо еще, что эти игрушки, — так пренебрежительно говорил Страдымов о немецких гранатах, — разорвались возле меня в конце боя. Дрались-то мы тут впятером… А саранча фашистская лезла и лезла… Как думаешь, Вера, долго мои царапины заживать будут? — Он поглядывал на свои израненные ноги и руки так, будто их всего лишь поцарапала кошка. Я понимала, что запальчивость раненого скоро пройдет, что в конце концов он почувствует сильную боль. В глазах Александра уже загорался лихорадочный блеск. Надо было спешно отправлять его вместе с Дроботом и Паниным в медсанбат.
Пятеро курсантов уничтожили тогда на подступах к своим окопам несколько десятков атаковавших их гитлеровцев. Страдымов был награжден за этот бой орденом Красной Звезды, курсанты Голуб и Маковкин — медалями «За боевые заслуги».
Судьба снова свела меня с Александром Страдымовым много лет спустя после войны. Он успел написать мне только одно письмо. На второе мое письмо в Саратов, где он жил, я получила ответ от его жены. Это было печальное известие: не стало еще одного нашего славного фронтового товарища, полковника милиции Александра Страдымова…
А я и теперь, когда вспоминаю о нем, вижу его молодым. И вижу окоп, в котором перевязывала его. И вижу бой, тот трудный бой 22 сентября 1941 года.
Великолепно действовал в том бою также Дмитрий Годованик. Этого курсанта хорошо знали во всех ротах. Товарищи по службе ценили его необычайную силу, незлобивый, веселый и решительный характер. Мне не раз случалось бывать с ним в разведке, доводилось видеть его под огнем. Дмитрий был воистину бесстрашным человеком. И это еще раз подтвердилось в бою, о котором я рассказываю.
Гитлеровцы упорно атаковали позиции взвода лейтенанта Григорьева, под началом которого воевал Годованик. Курсанты оборонялись отчаянно, но несли ощутимые потери. По позициям взвода вели огонь вражеские минометы, установленные в ложбине, недоступные для обстрела из наших окопов. Чтобы стрелять по ним, нужно было подняться значительно выше бруствера траншеи. А это казалось невозможным.
Дмитрий Годованик сделал невозможное. Со свойственной ему расторопностью он перезарядил свой ручной пулемет, набил патронами запасной диск и вдруг вымахнул над траншеей. Возле наших позиций чудом уцелела некогда густая, а к тому времени изрядно посеченная и прореженная осколками ель. Лишь несколько толстых сучьев, покрытых остатками хвои, остались на искалеченном дереве. В мгновение ока Годованик взобрался на это дерево. А в следующее мгновение он уже вел пулеметный огонь по вражеским минометчикам. Расстреляв один диск, Дмитрий заменил его вторым. Ему удалось вывести из строя минометные расчеты противника, считавшие себя неуязвимыми. Но и сам наш герой был ранен. Он свалился с ели и уже спрыгивал в траншею, когда его настигло еще несколько вражеских пуль. В первый момент курсант, видимо, не почувствовал этого. Он поднялся со дна траншеи и, яростно ругаясь, попытался установить в выемке бруствера свой пулемет. Но силы оставили Годованика, он потерял сознание. Достав бинты, я растерялась, не зная, как с ним управиться, этим залитым кровью великаном. А он, очнувшись на некоторое время, попытался было шутить.
Дмитрий Годованик лечился недолго — раны на нем заживали быстро. Выйдя из госпиталя, он снова ушел на фронт. Встретясь с ним через многие, многие годы после войны, я узнала его с первого взгляда. Да и как было не узнать этого могучего украинского хлопца, человека такой характерной внешности, подлинного богатыря!..
ОЧНИСЬ, ВОСКРЕСНИ, ЛЕЙТЕНАНТ!
По оценке лейтенанта Семина, нашего ротного командира, бой возле Порожков 22 сентября 1941 года был самым тяжелым для второй роты. Осталось в ней в тот день всего двадцать семь курсантов. Выбыли из строя все командиры взводов.