Третья рота перевалила шоссе и заняла позиции, которые ей были указаны. Стрелковый полк в назначенное время повел наступление на Коровино. Цепи красноармейцев одна за другой приближались к деревне. Но противник, по-видимому, предвидел возможность такого удара. Лавина мин и снарядов обрушилась на наступающих. Между тем наша огневая поддержка пехотинцев была слабой. Стрелки сначала залегли, а затем вынуждены были отходить. Всю ночь, успев довольно глубоко зарыться в землю, мы ждали приказа на возобновление наступления. А гитлеровцы, как видно, готовились к отражению его. То и дело в небе зависали осветительные ракеты. Воздух сотрясали разрывы снарядов и пулеметные очереди.
Едва забрезжил рассвет, как на позиции стрелков снова обрушился артиллерийско-минометный огонь. Под прикрытием его с другой стороны, от Гостилиц, двинулся в атаку примерно батальон вражеской пехоты. Организованным огнем второй и третьей курсантских рот эта попытка врага прорваться в Коровино была пресечена. Не имея представления о наших силах, гитлеровцы отошли. Но вскоре на подступах к Коровину опять закипели разрывы снарядов. Под артиллерийским прикрытием атака вражеских пехотинцев повторилась. Курсанты отбили и ее. Последовали новая обработка наших позиций огнем и новая атака.
Так повторялось несколько раз на протяжении нескольких часов. Положение в наших ротах становилось тяжелым. Артиллерийским огнем была нарушена телефонная связь со штабом батальона. Комбат приказал экономить боеприпасы. Между тем гитлеровцы предприняли комбинированный прорыв в Коровино со стороны Гостилиц и Туюзи. Силы были слишком неравными. Противнику удалось восстановить фронт обороны вдоль Петергофского шоссе. А третья курсантская рота, возглавляемая лейтенантом Глебом Пархалиным и политруком Иваном Ушаковым, оказалась во вражеском окружении.
ВРАГ С ЧЕТЫРЕХ СТОРОН
Курсанты не раз бывали в тылу противника и всегда били его. Поэтому окружение не испугало их. Командир посоветовался с политруком и принял благоразумное решение отвести роту в лес северо-восточнее Коровина. Отвести, пока гитлеровцы не разобрались в обстановке, а там уж обдумывать, что делать дальше.
Вскоре рота была в лесу. Пехотинцы противника, атаковав ее позиции, нашли лишь пустые окопы.
— Мы тем временем приводили себя в порядок, — рассказывал позже лейтенант Глеб Пархалин. — Я старался выработать план ближайших действий, а политрук — обеспечить спаянность коллектива, не допустить уныния и тревоги. Он хорошо понимал, что причин для упадочнических настроений было предостаточно. Понимал и действовал. После его беседы с курсантами я, помнится, обратился к ним с вопросом: «Ну, как, товарищи, что предпримем дальше?» Обратился и по их глазам увидел, что такого вопроса можно было не задавать. Что делать? Ясное дело, прорываться к своим!
Разумеется, противник догадался, что курсанты укрылись в лесу. Вскоре начался артиллерийский обстрел опушки. Чтобы избежать потерь, лейтенант Пархалин повел роту в чащу, к болотам. Уже подходя к ним, головной дозор в составе курсантов Попова, Пелиха, Лимонова, Поликпашева и Фролова обнаружил на поляне погибшего советского командира. На петлицах его гимнастерки были знаки различия старшего лейтенанта, артиллериста. В руке он держал партийный билет. Рядом лежали пистолет и листок бумаги. Трагедия разыгралась, по-видимому, недавно. Осенняя сырость еще не смыла чернил на партбилете и на листке.
Командиры и курсанты были поражены, опознав в погибшем бывшего командира тяжелой артиллерийской батареи старшего лейтенанта Бринькова. Он поддерживал артиллерийским огнем наш батальон в районе деревни Русские Анташи на Кингисеппском шоссе.
В письме, адресованном матери, Бриньков писал, что после тяжелого боя остался один, что он тяжело ранен, не может передвигаться и, чтобы не попасть во вражеский плен, расстался с жизнью. На партийном билете были выведены слова: «Коммунисты в плен не сдаются».
Похоронив старшего лейтенанта Бринькова, курсанты почтили его память минутой молчания. Партийный билет погибшего и его последнее письмо матери они взяли с собой.
Через некоторое время дозоры встретились в лесу с группой наших бойцов. Выяснилось, что они уже примерно неделю находятся во вражеском тылу. Ни боеприпасов, ни продовольствия у бойцов не было, питались они кониной и ягодами. Это была горстка опустившихся, деморализованных, до крайности изнуренных людей. Предложение о совместных действиях они не приняли. В ответ на него кто-то зло заявил, что группа уже не раз пыталась прорваться к своим и что, кроме потерь, это ничего ей не принесло. Пока шел разговор, некоторые из «окруженцев» скрылись в лесу. Курсанты отдали остальным свой мизерный запас продовольствия и даже поделились с ними боеприпасами.