Вторая ночь
В одну воронку дважды не попадает один снаряд, но все происходящее со мной не поддается никаким кармическим и логическим законам. И да, нам снова маячит ночь в офисе. Меня раздражает понимание того, что я снова отдам все силы, чтобы потушить свой пожар, а не чтобы все сжечь и выйти из этого пламени с Ней за руку. Самое простое решение — не приезжать. Так я и хочу сделать, но настолько зол на эту ситуацию, что начинаю вымещать все на Ней. Она непонимающе смотрит на меня.
Ты не могла поселиться еще дальше?!
Все отговаривают меня и просят успокоиться, но я обрушиваю гнев на координатора и Ибо.
Вы вообще думаете, как Она поедет ночью? Ей ехать час одной. А как-то по-другому нельзя?
Никаких проблем.
Видимо Ей польстило внимание к Ее судьбе вечно решать мужские проблемы. Но последнее слово все равно будет за мной.
— Спишемся как обычно, когда ты будешь выезжать из дома.
Она промолчала. Странно, Ее войска были готовы к бою и вдруг отступили. У меня слегка шумит в голове от догадки, что Она хочет, чтобы я приехал. И все это как-то липко, как-то засасывает меня. Ведь так быть не должно, я не могу Ей нравиться, это Она привлекает меня и даже больше. Она вызывает постоянный шторм в моей голове и сердце. Но каков Ее шторм? Моя шхуна может его не вынести и разлетится вдребезги.
Еще полдня в молчании, споры и прения поутихли, меня отпустило. В теле чувствовалась усталость, как после длительного бега. Я, поднакопив силы, подошел, чтобы посмотреть с Ней документ, который Она просила. Повод был, мягко скажем, слишком незначительный.
Пожалуйста, не приезжайте ночью.
Мою шхуну все-таки понесло шквалистым ветром прямо на камни. Здесь, вот в этих трех с половиной словах, было больше, чем в собранных моим сознанием и аккуратно сложенных в копилку разговоров, сообщений и прочих кусочков моей мозаики. В Ее словах была твердь, о которую я разрушился — Ее понимание, почему я приеду. Она не была равнодушна к этому, Она смотрела сейчас мне прямо в душу. Я был практически раздет Ее прямотой. Я пообещал, что не приеду.
Я знаю, что когда посмотрю в Ее глаза искра радости от того, что я пришел обожжет мне сердце так, что перехватит дыхание. Совесть, преданность Крис, приличия, уважение к Ее статусу — всё было охватило огнем и осталось животное притяжение. Она в метре от меня, но за отсутствием людей расстояние сокращается до миллиметров. Ее холодность — это сигнал, статус состояния системы, это Ее молчаливое согласие при полном отказе от действий. И я принимаю это, и, черт возьми, я люблю Ее настолько сильно, что не могу причинить Ей такое условное зло, как общественное осуждение. Все эти люди, кто бросят в нас камень, поговорят, а дальше найдут новых жертв, а Мы можем обрести Наше счастье, существовать как единое целое, не притворяясь, не разлучаясь, мы можем быть вместе и делиться собой друг с другом, как конфетами, купленными в обед. Но я не могу навредить Ей. Я запрограммирован на то, чтобы помогать и оберегать Ее, я едва ли контролирую свои мысли, слова и действия. Предлагаю сделать Ей кофе, но Она отказывается, Она же «всё сама», и мы идем в маленькую каморку на первом этаже, где Она в тупике, в ловушке, там даже не разойтись, чтобы не коснуться друг друга. Мои руки сдерживает горячая, обжигающая чашка.
По возвращении на второй этаж вся собранная мной по крупицам картина, которую я буду многими месяцами или даже годами пересматривать перед сном смазывается появлением учредителя компании. Он нередко засиживался на работе или приезжал за несколько часов до открытия офиса — видимо, это что-то вроде возрастной бессонницы. Эта простая случайность, но такая яркая иллюстрация несоответствия места времени и действия. Но я не могу потерять все снова. Сейчас наша с Ней связь, которая столь сильно ощущается, когда мы наедине, бестелесно, но так пронизывающе, что я должен сказать Ей, определенно должен. То, что мы слушаем на повторе порой так в корне разнится с тем, что мы объявляем любимой или качественной музыкой, это то, что резонирует с нашей душой, будь даже это примитивное стихосложение с не менее примитивной мелодией. Эта песня, как будто списана с показаний моей души. Лучше даже я не могу сказать. Я никогда ранее не слушал при Ней музыку громко, напоказ, не делился с Ней музыкой. Я смотрел на Нее, когда слова проникали в Нее, и я видел, как Она принимала их, понимала, пропускала через себя. Вот так и прошла наша беседа, вот так и состоялось мое признание. Слова в песне не давали Нам общей на двоих надежды, но тем, что они были в воздухе и объединяли Нас, они давали надежду, что Мы есть друг у друга.