— Замечательно! — сразу одобрил он. — Я сейчас принесу кофе.
Он принес горячий кофе и коробку шоколадных конфет.
А следом за ним в кабинет, тихонько постучав, заглянула невысокая смуглая девушка в белой рубашке и классического покроя юбке.
— Антон Станиславович, вы идете обедать?
Он сначала сказал «да», потом — «нет» и так при этом смутился, что я посмотрела на его коллегу с большим интересом. Ничего особенного та из себя не представляла — так, обычная скромная девушка, на которых часто женятся, но которых редко любят по-настоящему.
— Простите, Эля, я сейчас немного занят, — наконец, ответил он.
— Я понимаю, — покраснела та.
Она тоже посмотрела на меня, должно быть, сразу всё поняла и признала себя побежденной, потому что выскользнула из кабинета так же бесшумно, как и вошла в него.
— Ты в самом деле не голодна? — вдруг забеспокоился он. — У нас тут неплохое кафе. Я мог бы предложить тебе салат или пирожное, — и тут же стушевался: — Хотя, может быть, не очень удобно будет идти туда сейчас.
— Обычно ты обедаешь вместе с Элей? — в открытую спросила я.
— Да, то есть — нет, — залопотал он — вспомнил, наверно, как мы когда-то в редакции изредка обедали вместе, и подумал, что я упрекаю его за измену.
— Кажется, она тебе симпатизирует.
Он смущенно закашлялся.
— Я, право же, не уверен.
Но я знала — он врёт. Не мог же он, в самом деле, не заметить ее влюбленного взгляда. Да замечал всё, конечно, и воспринимал это, как должное. И даже, наверно, жениться на ней собирался.
И женился бы непременно, если бы я так бесцеремонно не напомнила ему о себе, не внесла смятение в его трепетную романтическую душу, не ворвалась струей свежего, волнующего воздуха в его размеренную спокойную жизнь.
Он боролся — я видела это. И чувствовал себя виноватым и передо мной, и перед Элей, и отчаянно делал выбор между нами. И я знала заранее, что в этом негласном споре проиграет Эля — такая славная и надежная, такая самоотверженная и искренне влюбленная в него. Разве могло быть по-другому? Невозможно же, в самом деле, есть кильку в томатном соусе, когда вот он, на блюдечке — бутерброд с икрой.
Судя по выражению его лица, он отправил Элю в прошлое и, сделав свой выбор, сразу просветлел.
— Я непременно должен посадить тебя на автобус, — решительно заявил он, когда я взглянула на часы и сказала, что мне нужно возвращаться на работу.
Он дошел вместе со мной до остановки, а потом неожиданно заскочил и в автобус.
— Проеду пару остановок! — с небрежностью миллионера, купившего персональный «Кадиллак», бросил он в ответ на мой удивленный взгляд.
Ну что же, я была польщена — времена Дон-Кихотов давно минули, и даже такой скромный поступок казался теперь почти рыцарством.
Молоденькая кондукторша, едва взглянув на нас, подала билеты и стала продвигаться дальше по автобусу, громко напоминая:
— Граждане пассажиры, оплачивайте за проезд.
— Оплачивайте проезд, — шепотом поправил ее Антон.
Я улыбнулась, и мы стали вспоминать коллег по работе, когда на следующей остановке кондукторша довольно бесцеремонно вклинилась в беседу.
— Гражданин, оплатите за проезд! — потребовала она, дергая его за рукав пиджака.
Он покраснел и возмущенно зашипел:
— Я оплатил его еще на прошлой остановке.
Кондукторша внимательно посмотрела на него, но на слово ему не поверила и устало попросила:
— Предъявите, пожалуйста, билет.
Проще всего было бы показать ей искомый билет, и она, конечно, тут же признала бы свою ошибку и даже, может быть, извинилась бы за беспокойство, но он почему-то предпочел другой вариант и отважно бросился сражаться с ветряными мельницами.
— Да как вы смеете! — он начал с возмущения.
Она в ответ тоже повысила голос и пригрозила, что высадит его из автобуса.
Жадные до бесплатных скандалов пассажиры придвинулись к нам поближе.
Антон еще больше покраснел (хотя это казалось почти невозможным) и вынужден-таки был свой билет продемонстрировать.
Пустяковый, казалось бы, случай, и он мог просто забыть об этом или, по крайней мере, сделать вид, что забыл. Но нет, он мастерски сделал из мухи слона.
— Я буду на вас жаловаться! — безапелляционным тоном заявил он кондукторше.
Та онемела от изумления, и только это позволило ему избежать еще большего скандала и ретироваться из автобуса с видом настоящего английского аристократа.
Но и на улице он продолжал изливать свое возмущение.
— Непременно нужно написать жалобу! — принялся убеждать он меня, хотя я и не думала возражать.
Я попыталась перевести разговор на другие рельсы, но он решительно вернулся к прежней теме.
— Ты не знаешь, где находится их контора? Ничего, я выясню у нас в транспортном управлении — они всех частных перевозчиков знают.
— Зачем тебе трепать себе нервы? — удивилась я. — Ты всё равно не знаешь, как ее зовут.
— Карина Никитична Заболоцкая! — торжествующе отрапортовал он. — У нее был бейджик на куртке. И номер автобуса я запомнил.
— Глупо скандалить из-за такой ерунды. Она просто ошиблась. Я слышала, кондукторов штрафуют, если контролеры обнаруживают в салоне безбилетных пассажиров, вот она и занервничала. Может быть, у нее плохая память.
— Ты не понимаешь, Алина, — это дело принципа, — упрямо сказал он.
И не менее получаса доказывал мне, как важно быть принципиальным человеком. Сначала я зевнула непроизвольно, вовсе не желая его обидеть. Потом принялась зевать демонстративно и так же демонстративно поглядывала на часы.
Но он остановился только тогда, когда я заверила его, что целиком и полностью с ним согласна.
— Как ты смотришь на то, чтобы поужинать вечером в ресторане? — влюбленно глядя на меня, предложил он.
Я похолодела от этой мысли.
— Послушай, Антон, можно я задам тебе деликатный вопрос: как давно ты встречаешься с Элей?
Он покраснел, как барышня на смотринах.
— Понимаешь, Алина, это совсем другое дело…
— Ты уже делал ей предложение? — продолжала я допрос.
— Ну, не то, чтобы предложение, — промямлил он.
— Но на возможность этого намекал, — безапелляционным тоном закончила я его мысль.
— Ну, не то, чтобы… — снова затянул он ту же песню. — Понимаешь, она — конечно, замечательная, но ты…
Он едва не объяснился мне в любви, но я вовремя его остановила:
— Мне кажется, ты не имеешь права так подло с ней поступать. Ты же всегда был благородным рыцарем.
Он жалобно улыбнулся:
— Но ведь мы с тобой встретились не случайно? Ведь это должно что-то значить?
Я могла бы немало рассказать ему о том, почему мы встретились, но, разумеется, не стала этого делать (еще вообразил бы, что я до безумия в него влюблена).
— Мы встретились как друзья, — жестко сказала я. — Давай друзьями и останемся.
Он робко взял мою правую руку, и я почти испугалась, не оказалось ли у него с собой случайно обручального кольца.
— Но ты же рада была меня видеть. Правда?
Я кивнула — в такой малости отказать ему не могла.
— И рада была пообедать со мной сегодня. И если бы ты не увидела Элю…
— Она тебя любит, — напомнила я. — И ты ее, наверно, тоже, просто ты еще этого не понял. Вы будете идеальной парой, она станет во всём поддерживать тебя, будет о тебе заботиться, и ты когда-нибудь поймешь, как тебе повезло.
Он шепотом спросил:
— А как же ты, Алина?
Я, едва сдержав улыбку, ответила словами героя известного советского кинофильма:
— А я отказываюсь от тебя.
Он прослезился и поцеловал мою замерзшую руку:
— Ты такая благородная, Алина.
А ночью мне приснился сон — будто бы в ЗАГСе при большом стечении народа Антон спрашивает, согласна ли я стать его женой. А я к немалому своему изумлению отвечает: «Да!».