А сейчас мы были рядом. Насовсем. То есть нет — конкретно сейчас мы, следуя свадебному обряду, были, конечно, не рядом. Но что такое пара часов приготовлений против нескольких лет?..
Ко мне приблизилась Терпия — в платье нежно-бирюзового цвета с глубоким вырезом. Липпи стояла рядом и посматривала на дверь, нервничая, наверное, почти так же сильно, как и я. Наряды их отличались разве что цветом — она была вся в сиреневом. Вообще, согласно тем же традициям, подружкам невесты положены совершенно одинаковые платья, но эти двое так и не смогли найти компромисс. Переубеждать их мне не хотелось.
— Эта кошечка способна на настоящие чудеса… — оглядела меня Терпия, проведя по брови помусоленным пальцем. — Что уж и говорить о той, зубастой… выглядишь просто волшебно, Фри!
Я попыталась улыбнуться, но поняла, что просто стучу зубами друг о друга:
— А я… д-д-должна т-т-так н-н-нервничать?..
— Когда я женился на твоей маме, — рассмеялся папа, — мои пальцы так одеревенели, что я уронил кольцо прямо перед алтарем. Видела бы ты, как она на меня посмотрела!..
Я рассмеялась. Ледяной взгляд был у мамы уже тогда…
— Пора, — скрипнул кто-то половинкой двухстворчатой двери. Конкретно — Джаред, просунувший свою голову в желто-золотую щель.
За его спиной грянула музыка. Алекс помог Джареду распахнуть двери во всю ширину. Первыми вышли Липпи и Терпия. Сжав руку дрожащей подруги, последняя показала мне большой палец, и они прошествовали в часовню. Я почувствовала, что вот-вот упаду. Крошечная Сэм-Тэмми, старшая дочка Джастина и Том, принялась радостно скакать передо мной, размахивая белым тюлем, хлопая ушами и рассыпая лепестки цветов из маленькой-премаленькой корзинки:
— Авааввававваава! ПорА! пОра! — долетел до моих ушей уже хорошо освоенный ей тэммийский язык.
— Ты умничка, Сэмми. Я скоро буду… — погладила я ее по головке.
Сэм перестала скакать и заулыбалась мне, а потом выбежала, семеня рядом с Эдом — сыном Алекса и Элли. Будьте уверены, что подушку с кольцами он нес со всей серьезностью, доставшейся ему по наследству от папы с мамой. Алекс ласково потрепал сына по белокурым кудрям, чем заставил того гордо поднять голову.
— Пойдем и мы, пирожочек… — сказал папа, взяв меня за руку и чмокнув в щечку.
Алекс и Джаред открыли дверь во всю ширину. Музыка, секунду назад казавшаяся отдаленным торжественным гулом, захлестнула меня с головой. Мы с папой вошли в часовню, и в нашу сторону повернулись сотни голов.
Господи, здесь были все… все-превсе… наши друзья и родственники. И с Поверхности, и из Подземелья. Люди и монстры.
Джастин и Том сидели в заднем ряду, окруженные преимущественно людьми. Том помахала мне лапкой, а ее муж изо всех сил прижал к своим коленям младших детей — крошечных близнецов, которые пытались вскарабкаться на счастливую маму. Том снова была беременна. На этот раз семья должна была пополниться тройняшками — живот был просто огромным…
Мои друзья из колледжа сидели по центру — рядом с друзьями Аза, проделавшими ради него дорогу через целый штат. На каждую счастливую улыбку я отвечала нервной.
Вдоль стен расположились многочисленные монстры. Все мои старые товарищи, которых я завела после приключения в Подземелье. Папирус и Санс торчали в самом центре толпы. Если высокого скелета, неистово махавшего своей банданой и кричавшего нечто вроде «ОГОГО!!!», не заметить было нельзя, то его брат как будто старался затаиться: он просто стоял, не говоря ни слова и широко улыбался своей знаменитой таинственной улыбкой. Правда, по блеску в его голубых глазах было понятно, что за меня он все же рад.
Андайн и Альфис, конечно же, не могли не прийти. По желтой чешуе ручьями катились слезы, которые королевская ученая с трудом сдерживала. Андайн же при виде меня довольно обнажила все свои желтые зубы. А я обнажила свои, постаравшись растянуть рот так широко, как это вообще было возможно. Как было бы хорошо, думала я тогда, если бы наша с Азом совместная жизнь оказалась такой же, как у этой парочки…
Метаттон занял сразу три стула — два предназначались ему и его ногам, а на третьем расположился его новый кавалер. Если желтая пресса не врала, это был весьма известный в кругах артистической богемы кутила. Иногда мне казалось, что подобных кутил механическая икона гламура меняла еще чаще, чем роскошные наряды, которые радовали глаз зрителям его многочисленных телешоу. Сколько протянул конкретно этот кутила — я не предполагала ни тогда, и не могу сказать сейчас. Стоило мне пройти мимо них, и Меттатон оторвал глаза от пудреницы, благодаря зеркалу в которой поправлял пышную прядь волос и изящно помахал мне точеной рукой с длинными-предлинными ногтями. Я помахала ему в ответ. Правда, и вполовину не так изящно…
Наконец, когда я была уже готова упасть в обморок, мы подошли к ступенькам, отделявшим алтарь от всей остальной часовни. Я подняла голову. Аз улыбнулся мне сверху вниз.
Аз, дорогой мой… такие костюмы шли только тебе.
С годами он стал еще выше и шире; Аз-подросток с трудом бы доставал ему до плеча, хотя до папиных габаритов — как в плане мускулов, так и в плане жира, — было еще очень далеко. Но на меня смотрели такие родные лиловые глаза и немного грустная улыбка, за которые не жалко было умереть.
Я залилась горячей краской и едва не споткнулась о подол собственного платья, но мой дорогой провожатый крепко держал мою руку.
— Спасибо, папа… — поблагодарила я его.
Мы поднялись к Азу, после чего мой провожатый сел в первый ряд, а я стала напротив Аза — прямо перед священником. Женить нас поначалу хотел папа, но мама отговорила его от этой затеи, сказав, что вести дочь к алтарю, а потом торжественно благословлять ее брак, стоя за кафедрой — это немного странно, и никаким свадебным обычаям явно не соответствует…
Вообще, мамины обязанности тоже явно не соответствовали каким-либо свадебным обычаям: она женила друг на друге собственных детей, хотя, в то же время, это ничему не противоречило, потому что о кровосмесительстве не могло идти и речи. Я взглянула на нее. Она вытирала мокрые глаза носовым платком.
Мамочка… как же я хотела, чтобы мои дети любили меня так же сильно, как я тебя…
Музыка медленно потухла. Аз взял меня за руки. Священик принялся твердить. Что именно — я не слышала. Я смотрела на то, как лиловые глаза моего жениха наполнили слезы. Наверное, с моими все было точно так же. От светлого лица веяло такой безмятежностью, как будто оно мне снилось. Но глаза у жениха вдруг просохли, и над ними нависли нахмуренные брови.
Моя спина похолодела. Что с ним? Или это со мной что-то не так?..
— Фриск, — шепнул Аз, не разжимая рта. — Обеты…
Обеты? Ой! Я чуть про них не забыла…
— Я, Фриск, беру тебя, Азриэль, в законные мужья… — поющим шепотом подсказал мне священник, сдерживая веселую улыбку.
Этот шепот очень мне помог: я проговорила все слова обета до единого, и ни разу не запнулась, хотя очень нервничала.
У Аза, разумеется, с обетами не возникло никаких проблем. Он помнил их назубок. Он вообще отличался лучшей памятью, чем я.
Наконец настала очередь священника:
— …я спрашиваю вас, Азриэль, согласны ли вы взять в жёны Фриск? Будете ли вы любить, уважать и нежно заботиться о ней и обещаете ли вы хранить брачные узы в святости и нерушимости, пока смерть не разлучит вас?..
— Да, обещаю… — просиял Аз.
— А вы, Фриск? Согласны ли вы взять в мужья…
— Обещаю… — произнесла я чуть громче шепота, когда поняла, что священник замолчал. Меня бросило в жар, как будто я бежала под палящим солнцем. Если кто-то в этот момент и не слышал, как билось мое сердце — он был либо не в часовне, либо просто делал вид, что не слышит. К глазам подступила огненная горечь, но я каким-то чудом нашла в себе решимость не броситься в слезы.
Аз взял меня за руку. Маленький и очень гордый Эд подал ему бархатную подушечку. Перед тем, как взять кольца, мы осмотрелись по сторонам. Вы, наверное, можете догадаться, почему. Но угроза торжественному моменту спокойно сидела на коленях у Папируса и лакомилась его собственной костью. Папирус, дорогуша!.. ты оказал нам такую услугу…