Никто на свете не боялся щекотки сильнее, чем мой брат. Он ее просто терпеть не мог. И каждый раз, когда он норовил применить против меня свой размер, я использовала щекотку. Несколько быстрых атак на его ребра или пятки, если он был достаточно глуп, чтобы не надевать носки, затевая возню, заставляли его кататься по полу, а меня — переживать, что он может задохнуться.
В один прекрасный день возня все-таки случилась. Причиной послужила пачка картошковых чипсов, которые нам надо было разделить пополам. Делиться Азриэль не захотел: настроение у него было боевое. Он поднял их высоко над головой, так что дотянуться до них не было никакой возможности: Азриэль к тому времени был выше меня на добрых полголовы, тогда как я, кажется, вообще забыла, что детям полагается расти.
Возня случилась в гостиной, и плавно перетекла в нашу комнату, минуя лестницу и коридор, а также спальню мамы с папой. Аз взгромоздился на мой законный верхний ярус и принялся хрустеть чипсами, пока я пыталась преодолеть знакомую мне лесенку.
— Да перестань ты наконец! — взмолилась я, теряя остатки терпения. — Мне из-за тебя в крошках спать!
Вместо ответа Азриэль застонал от удовольствия и сделал вид, что не слышит меня. Мое терпение окончательно лопнуло, и козырь оказался вынут. Я набросилась на его бока. Без предупреждения, без единого слова — действовала я стремительно. Хохот потряс мои уши еще до того, как я ощутила под пальцами его мех, а уж когда щекотка началась по-настоящему, он начал махать руками и ногами, тщетно пытаясь остановить мучительный для него процесс. Пачка чипсов улетела в неизвестном направлении, но мне было уже не до нее. Месть слаще самых вкусных чипсов!
— Ах-ха-ха-ха!!! Эй!!! Сестра!!! Хорош!!! Хорош!!! — вопил он.
— И не рассчитывай на пощаду! — кричала я в ответ, неуклонно приближаясь к шее — самой чувствительной части тела. Я уже сидела на нем сверху, и, хотя весила очень мало, от смеха он так обессилел, что не мог сбросить меня, как ни пытался. Щекоточная атака тем временем продолжалась. Я не успокоилась бы, пока не услышала, как Аз блеет: иногда, когда контролировать себя из-за моих действий было уже очень тяжело, он забывался и начинал делать это, точь-в-точь как самая обычная домашняя коза. Это почему-то было невероятно мило. Я не могла оставить его, не услышав блеяния. Вскоре его смех начал меняться…
Я широко улыбнулась:
— Эй, брателло, ты что, блеешь? Я не ослышалась?..
Он забился с новой силой, но все-таки так и не смог сбросить меня:
— С… с… сестренка!.. Нет! Х-хорош!!! Я с-сейчас… я с-с-сейчас… МААААЭЭЭЭ!!!
Настала моя очередь смеяться. Но одного раза мне показалось мало. Я приняла позу поудобнее — так, что моя попа оказалась точно между его животом и полусогнутыми бедрами, и запустила руки ему под футболку: прямиком к мохнатым подмышкам. Он словно обезумел:
— НЕТ!!! НЕТ!!! НЕТ!!! М!.. М!.. М!.. МАААААААЭЭЭЭЭЭЭ!!!
Только тогда я остановилась и откинулась назад. Смеяться было уже больно. Внезапно я почувствовала что-то…
— Ой! Это что?..
Что-то твердое — прямо между моими ягодицами. Я снова приблизилась к лицу Азриэля. Выражение, написанное на нем, было таким странным, что я, позабыв о странной твердости пониже спины, снова рассмеялась:
— Эй, Аз! — сказала я, приблизившись к его лицу на минимальное расстояние. — Ты красный, как свекла!
Он даже не улыбнулся. Лиловые глаза не мигали. Застывшие от только-только смолкшего смеха слезы искрились в свете электрических ламп. Выглядели они необычно. Неужели у моего брата всегда были такие глаза? Блестящие, с длинными ресницами… он же просто милашка! Лежать на его по-мальчишески твердой груди было очень приятно: он был такой теплый. И пах вкусно. Конечно, картошковые чипсы слегка перебивали этот запах, но все же он определенно наличествовал: им пахли и мех, и одежда, и кожа. В общем, каждая клеточка его тела.
И мне этот запах очень даже нравился.
Я была так близко… если бы я приблизилась еще хоть на пару сантиметров, наши губы бы соприкоснулись, я бы поцеловала его.
Мне стало жарко. Лицу было жарко вдвойне, оттого что Азриэль обдавал его своим дыханием. Наконец он заморгал:
— Эй, сестричка. Ты, это… ты в порядке?
Я поняла, что попросту рассматриваю его все это время.
— В полном! — ответила я. Мое лицо полыхало. Ужаснувшись тому, что только что произошло, я вынула свои руки из-под его футболки и слезла с него.
Он тут же схватил мою подушку и изо всех сил прижал себе к животу. Я нахмурилась, но ничего не сказала. На секунду мне показалось, что лицо Азриэля тоже полыхает.
Повернув голову к стенке, он заговорил:
— Прости, что дразнил тебя.
Ох, слава Богу, он не заметил, что веду я себя странновато.
— Кстати, — сказала я, припоминая причину потасовки. — Ты случайно не видел, куда запулил чипсы? Кажется, они летели в…
Я замерла, глядя на дверь. На моих глазах она медленно закрывалась, пока в итоге не захлопнулась с виноватым щелчком.
У меня пересохло в горле. Кто-то наблюдал за нами. Мама. Это была она. Она видела все.
Вечером состоялся семейный совет. О щекотке никто не произнес ни слова. Мама с ледяным спокойствием сообщила нам, что мы уже слишком большие, чтобы жить в одной комнате, и что папа займется уборкой хлама в одной из свободных, которую потом переделает под спальню.
Вряд ли папе слишком хотелось заниматься этим, но он согласился с маминым решением. Он посмотрел на нас, кажется, не замечая, что мы маминой затее были рады меньше всех. Однако одного взгляда на маму было достаточно, чтобы понять: спорить бесполезно. Нас никто не спрашивает.
Хотела бы я сказать, что спать в одиночестве было приятно. Обклей я хоть каждую стену всевозможными плакатами, ощущения личного пространства не прибавилось бы. Я скучала по двухъярусной кровати.
Однажды ночью мне приснился очередной кошмарный сон: мой телефон разрывался от приходящих на него сообщений. И все они — из звезд, крестов, рук, но без единой буквы.
Я подскочила на кровати и, пытаясь спуститься по несуществующей лестнице, рухнула на пол. Схватив подушку, я вылезла в коридор и направилась к комнате Азриэля, которая когда-то была нашей общей. В темноте я на кого-то наткнулась и вскрикнула. Тут же к моему рту прижалась чья-то рука. Мохнатая и белая.
— Тише, это всего лишь я. — прошипел Аз. — Ты разбудишь маму с папой…
Когда он отвел руку, я облегченно выдохнула.
— Это я тебя разбудила? — спросила я. По мягкому прикосновению ушей к моему лицу я поняла, что Азриэль опустил глаза в пол и качает головой.
— Я не могу уснуть, — ответил он наконец.
Взявшись за руки, мы пошли в его комнату. Расположившись под одеялом, он жестом пригласил меня прилечь рядом с ним.
— А что, если мама с папой узнают? — спросила я. Перед ответом Азриэль фыркнул.
— И что? Мы же спим, а не… ну, в общем, ты поняла.
Я почувствовала, как лицо моего брата раскаляется. Он покраснел. Сердце забилось, и в груди стало горячо. Я приблизилась к его лицу, желая сказать кое-что важное, но он тут же отвернулся к стене и уснул. Я тоже попыталась уснуть, но у меня ничего не получилось: мою голую поясницу щекотал его пушистый хвост. Через некоторое время Аз начал бормотать, а потом перевернулся и, приобняв меня, прижался к моей спине. Я не возражала, ведь уснула почти тут же после этого.
====== Глава вторая ======
Андайн и Альфис все-таки поженились. Никто из нашей компании не удивился, обнаружив в почтовых ящиках приглашения на свадьбу. Напечатаны они были на розовых открытках с Милашкой-Целовашкой, и мама, глядя на них, громко и долго смеялась. И все-таки все мы были очень счастливы за них. Андайн теперь работала инструктором в спортзале, а Альфис устроилась в одну из человеческих лабораторий. Она была круглосуточно загружена работой, и очень скоро забыла о том, что так и не осмотрела нас с Азом. Думаю, бывшая ученая бы и не вспомнила — весь ее досуг теперь занимали счастливые хлопоты по подготовке к свадьбе.