Презренный визирь был обезглавлен на базарной площади».
Он никак не мог перестать воображать себе это письмо! Это было ужасно!
«В этом письме, о господин, лишь на тот случай, если эта мысль будет хоть сколь-нибудь полезной вашему просветленному взору, мы представляем два имени на рассмотрение великому халифу – это верные, способные и благочестивые люди, которые могли бы заменить предателя-визиря и безрассудного халифа. Если великий халиф сочтет время подходящим, принимая во внимание нынешние беспорядки в городе, просим прислать еще солдат в Абенивин, чтобы спасти нас от хаоса и утвердить свое законное право на владение этим городом».
Именно так его имя могло быть отправлено на восток другим человеком, движимым честолюбием. Он знал нескольких людей, способных это сделать. Это могло произойти. Это могло произойти сейчас!
Он снова опустил взгляд на своего халифа. Керам аль-Фаради лежал на красивом диване в зале приемов. Слава Ашару и звездам, на него уже накинули сброшенный пурпурный халат, прикрыв шокирующую наготу. Распущенный тюрбан лежал на ковре.
Ибн Зукар мало что мог сейчас предпринять, но найти человека, только что покинувшего эту комнату, было совершенно необходимо. Ему вообще нельзя было позволять уйти! То, что именно ибн Зукар в момент растерянности это допустил, было нехорошо.
Он лично, с подробностями, пригрозил смертью многим людям, если стражники не сумеют найти этого негодяя. И сделал это еще до того, как слуга, собиравшийся разжечь почти потухший огонь в очаге, заметил золотую цепочку, блеснувшую у задней стены, и принес ее ему, и визирь понял с ужасом, что именно пропало. Что именно здесь произошло.
Негодяя нашли, и довольно быстро. Но это не принесло удовлетворения.
Абенивин был достаточно большим городом для того, чтобы Надия, переодетая мальчиком, в красной шерстяной шапочке и с закрытым до глаз лицом, на несколько дней растворилась в лабиринте его кривых улочек, выжидая. Ее сопровождающий должен был незаметно вернуться на корабль.
Здесь жил один человек, которого Рафел знал и которому доверял, еще один киндат, и она остановилась у него, в их квартале. Путешественникам-ашаритам, конечно, не полагалось жить среди почитателей лун, но бедняки часто так поступали. Люди экономили как могли.
Интересно, в самом деле, какими надежными обычно оказывались киндаты, когда речь шла о защите друг друга и взаимопомощи. Вот что происходит, когда вас так немного. Когда у вас нет настоящего дома и когда большая часть мира готова ненавидеть вас по малейшему поводу. Или вообще без всякого повода. Она не завидовала этой их непреклонной преданности вере, но восхищалась ею.
Рафел хорошо разбирался в верованиях своего народа, но Надия сомневалась насчет его преданности сестрам-лунам и богу. Он всегда казался ей больше мыслителем, чем верующим. Он редко посещал молитвенные дома. Возможно, после бедствий определенного масштаба можно частично утратить веру? Ведь именно так случилось с нею самой, а ее беда была абсолютно личной. Джад, бог солнца, уже давно решила она, вовсе не так сильно печется о своих страдающих детях, как верят священники и набожные люди. Она не стала бы отрицать его существование, его могущество, но и не рассчитывала на его помощь. Нужно полагаться на себя и всегда быть начеку.
Так поступал Рафел. У него было еще два имени, джадитское и ашаритское, и он пользовался ими в соответствии с обстоятельствами. Цвет его кожи позволял это, и он свободно говорил на других языках и с разными акцентами. Еще один способ адаптироваться к тому, что предлагает или навязывает жизнь.
Она и сама владела такими навыками. Рожденная на юге, в Батиаре, она была темноволосой, черноглазой, с оливковой кожей. Это позволяло ей сходить за ашаритку. После всех этих лет она бегло говорила по-ашаритски, с акцентом западного Маджрити, что не создавало проблем. На языке киндатов она знала всего несколько слов, в основном ругательств. Их язык хорошо подходил для ругательств. На языке Батиары она, разумеется, говорила безупречно.
Она никогда не пользовалась именем, данным ей дома. Его никто не знал.
На третье после приезда утро, ослепительное, но еще не настолько жаркое, каким оно станет позже, она прошлась по пыльным улицам и базарной площади, многолюдной и шумной, тесно уставленной прилавками с многочисленными товарами, поразительно разнообразными продуктами и едой. Один мужчина играл на маленькой свирели, а его дрессированная обезьянка плясала под музыку. Другой жонглировал разными предметами, в том числе горящим факелом. Надия минуту наблюдала за ним.