— Тогда я встал бы на углу какой-нибудь улицы, продавал бы вишни и стал бы богатый, как король, — пожалел он.
Мы попробовали подсчитать, сколько денег мы заработали бы, если бы наши деревья росли в Стокгольме. Получилось так много, что Лассе, думая об этом, даже немного побледнел.
— Если бы мое Норргорденское озеро было бы в Сахаре, я продавала бы воду по две кроны за литр, — сказала Бритта. Она считала, что Лассе говорит глупости.
Я думаю, что Лассе не мог уснуть ночью и думал о том, что в Стокгольме он продавал бы вишни по две кроны за литр. Потому что на другой день он сказал, что откроет вишневый магазин у большой дороги по другую сторону Стурбю. Там проезжает очень много машин.
— Кто знает, может, какие-нибудь чокнутые стокгольмцы будут там проезжать, — сказал Лассе.
Мы с Буссе сказали, что тоже хотим продавать вишни. И все мы решили организовать вишневую компанию. Бритта, Анна и Улле тоже захотели вступить в нашу компанию, хотя вишен у них нет. Но они помогли нам рвать вишни.
Мы встали в пять утра и стали рвать вишни. К восьми часам у нас уже было три полные корзины. Потом мы как следует наелись каши, чтобы не проголодаться, когда будем стоять, и пошли вниз по горушкам в Стурбю. Там мы зашли в магазин к дяде Эмилю и на деньги, которые взяли в долг из копилки Буссе, купили много коричневых бумажных пакетов.
— А на что вам они? — спросил дядя Эмиль.
— Мы будем продавать вишни, — объяснил Лассе.
Корзины с вишнями мы оставили на крыльце магазина, и Улле караулил их.
— Люблю вишни! — сказал дядя Эмиль. — Может, купить мне у вас немножко?
Вот было здорово! Лассе побежал и принес одну корзину. Дядя Эмиль взял литровую кружку, отмерил два литра и дал нам две кроны. Он сказал, что в наших местах вишням такая цена. Это нам было полезно узнать. Мы отдали Буссе деньги, которые взяли у него из копилки. И у нас даже осталась сдача. Дядя Эмиль угостил нас карамельками. Улле увидел через стеклянную дверь, что нам дают конфеты, и ворвался в магазин, будто на нем штаны горели. Но, получив карамельку, так же быстро выскочил на крыльцо.
Мы сказали дяде Эмилю большое спасибо и вышли из магазина. И тут мы увидели, что Улле подбирает с травы вишни, которые он ухитрился просыпать.
— Ты что это делаешь? — сердито крикнул Лассе.
— Я… я просто очищаю твои вишни, — испуганно ответил Улле.
Но он просыпал всего несколько вишен, не стоило и расстраиваться.
Автомобильная дорога проходит недалеко от Стурбю. Осенью и зимой по ней ездит не так уж много машин, почти одни грузовики. Но летом на этой дороге машин много, ведь люди хотят поглядеть, как здесь красиво.
— Они мчатся как бешеные, — сказал Улле, когда первая машина с ревом промчалась мимо. — Где уж им заметить нас!
Мы сделали большой плакат с надписью «ВИШНИ» и поднимали его, как только приближалась машина. Но машины мчались мимо.
Может, те, кто сидят в машинах, думают, что у нас написано «ТИШЕ» или что-нибудь в этом роде. Поэтому-то машины и фырчали так страшно. Но Буссе нравилось смотреть на быстро мчащиеся машины. Он почти что забыл про вишни. Он смотрел на мелькающие машины, вытаращив глаза. Буссе знал марку каждой машины. Он сидел на обочине, делал вид, что ведет машину, и изображал, как гудит мотор. Потом он вдруг сказал, что мотор не в порядке, потому что он пыхтит как-то не так, как нужно.
— Ха-ха! — засмеялась Бритта. — Мы и так слышим. Это не мотор пыхтит, а Буссе.
А Лассе разозлился, что машины не останавливаются, и крикнул:
— Сейчас я проучу их!
Когда показалась следующая машина, он выбежал на дорогу, поднял плакат и отскочил только в последнюю секунду, а не то его бы задавили. Машина остановилась со страшным скрипом. Из нее вышел человек. Он схватил Лассе за руку и сказал, что, мол, мальчишка заслужил хорошенькую порку.
— Никогда больше так не делай, — добавил он.
Лассе обещал, что не будет. И подумать только, тогда этот дяденька купил у нас литр вишен и покатил своей дорогой.
На дороге стояла ужасная пылища. Мы прикрыли вишни бумагой, и хорошо сделали. Но сами мы укрыться от пыли не могли. Машины, проезжая, оставляли тучи пыли, и вся пыль падала на нас. Это было противно, и я сказала:
— Фу, какая пылища!
А Лассе спросил, почему я так говорю.
— Почему же тогда ты не говоришь: «Фу, как светит солнце!» или «Фу, как птицы щебечут!», — засмеялся он. — Кто решил, что нам должно нравиться, когда светит солнце, а не когда летит пыль?