Выбрать главу

И вдруг!

И вдруг!

Эдуард Иванович!

Ну, и все!!

Но нет, ничего. Оказалось, по другому делу зашел. Будет у нас физику вести. Говорил, говорил, говорил... И вдруг приходит нам записка с задней парты:

«Все знаю. Пожаров. Давайте звонок. Пожаров. Зуб болит и голова кружится. Пожаров».

Что делать? Слава потрогал ногой кнопку, на Эдуарда Ивановича посмотрел, потом глаза зажмурил — и нажал. Звонок прозвенел, а за ним вдруг такая тишина! И все сидят неподвижно. А воспитатель наш стоит и смотрит. Ну, все!

Но тут я вдруг запел что-то, по проходу побежал — топ, топ, топ! Перемена, мол, чего сидите!

Эдуард Иванович словно очнулся, журнал закрыл и говорит:

— Урок окончен.

7

Ну, если он не догадался, так чего же нам бояться?!

Стоим мы со Славой, и подходит толпа. А впереди — Пожаров. И говорит нам:

— Хорошо бы в слона сыграть.

А Слава наивно так спрашивает:

— А успеем?

— Успеем, — говорит Пожаров и подмигивает. А подмигивает он известно как: всем телом дергается, словно клюет что-то, даже стекла в окнах дребезжат.

Вышли мы во двор. Пожаров согнулся и к стенке встал. Сзади его Лубенец обнял и голову на него положил. А за Лубенцом — братья Соминичи. Вот и получился слон. Наша команда разбегается и на слона — р-р-аз! И пошел слон. Кричит на разные голоса, качается. И вдруг спотыкается — и об землю! Пыль поднялась! Красота!

Тут женская часть нашего класса вмешалась.

— Ну ладно, — говорим, — ладно. Умоемся.

И пошли на Неву. Слава говорит:

— А не опоздаем?

А все:

— Не опоздаем, не бойся!

И смеются. Все разнюхали. Только Лубенец беспокоится. Есть у нас такой Лубенец. Никогда ничего не знает. Даже удивительно. Вот, помню, пускали мы жестяные пропеллеры с катушек. Скоро все узнали, даже директор себе такую сделал. Только Лубенец все удивлялся: что это такое в воздухе сверкает? Пришли мы на реку, умылись, и Лубенец назад захотел. Вдруг Слава говорит:

— Постой!

Разделся, побежал по бревнам и нырнул. А за ним все остальные. Вода теплая, дровами пахнет, а на дне водоросли развеваются. Потом вылезли на бревна, Пожаров спрашивает:

— И еще раз можно?

8

Идем мы обратно, а в раздевалке директор.

— Скажи-ка, Марья Ивановна, — спрашивает он. — Ты кнопочку свою вовремя нажимаешь?

— Что?! — переспросила нянечка. Она у нас ничего не слышит: у нее вата в ушах.

Директор повторил.

— А то как же! — обиделась Марья Ивановна. Директор потянулся было к кнопке, но потом руку отдернул и вверх по лестнице побежал.

9

Третий урок — литература. Мефодий Кириллович пришел в такой розовой рубашечке — никто теперь таких и не носит. Ах, Мефодий Кириллович! Он размазал все, что было на доске, и положил грязную тряпку на стол. И начал говорить. И мы тоже. Только видно было, как он рот раскрывает. И краснеет. Словно во всем, что на свете плохого, он один виноват. Пересел я вперед, и он сказал мне:

— Не хочу хвастать, но сегодня к уроку я подготовился очень тщательно. Да. Да. Тут недавно была комиссия. И я ей что-то не понравился. Так что сегодня, вроде, для меня все решается. Но я спокоен. Я подготовился. Тщательно. Прочел много книг, брошюр. Я...

И тут раздался звонок. Он побледнел и взял в руки тряпку.

— Как время летит, — сказал он, — вот и урок прошел. А я и не заметил. И жизнь моя так же прошла.

Никто не слушал его. Крича и толкаясь, все вылезали в коридор.

10

А в коридоре на меня налетел староста соседнего класса.

— Где Самсонов? — кричал он. — Самсонова мне дайте!

— Да откуда ты? — спросил я.

— Оттуда, — закричал он, — с контрольной! Контрольная у нас была!

— Ну, и успели? — спросил я.

— Успели! — закричал он. — Как же! Кто две строчки решил, кто одну, а я так вообще ни одной. Самсонов где?

11

А Самсонов ходил довольный и у всех спрашивал:

— Ну, как?

К его удивлению, никто не говорил: «Здорово! Прекрасно!»

Наоборот, все ругались. А Пожаров прямо сказал, что Слава — трус и что все уроки надо сделать не больше семи минут, а зато математику — не меньше часа.

— Не меньше часа? — закричали братья Соминичи. — Да ты что?

— Долой! — закричал кто-то и провел по лицам братьев розовым мелом.

— Ах, долой?! — закричали братья.

Закипела драка. Не было никаких групп — каждый дрался с каждым, выкрикивая: