— Пятнадцать!
— Семь минут!
— Физкультура — три часа?
— Ах, тебе нравится?
— Получил?
— Нет!
— Получай!
Слава бросился в гущу разнимать, но его выкинули наружу. У него были порваны шнурки на ботинках, а ко лбу прилеплен фантик.
А драка продолжалась. Пришлось дать звонок. Мы стояли под звенящими чашечками и смотрели на них — кто зло, кто грустно, кто разочарованно.
На этот урок, конечно, многие опоздали.
И математик их в журнале отметил. Они сели, мокрые и грязные, и смотрели на нас, не мокрых и не грязных, как на предателей.
Тут вызывают:
— Лубенец!
А Лубенец ничего не знает, как всегда. И что мы выручить его можем своим звонком, — этого он тоже не знает.
— А я не выучил, — говорит.
— Два, — говорит математик.
Так мне Лубенца жалко стало. А к концу урока я почувствовал: что-то на меня находит. И вдруг:
— Горохов!
Я встал и молчу. Слава мне подмигнул и с наслаждением, как кот, потянулся ногой к звонку. Тут я как его толкнул, он аж к стенке отлетел! Взял я его ногу, положил на парту и сказал:
— Я не выучил.
А потом мы вышли и стоим. Как вышли, так и стоим, не двигаемся. И вдруг я заметил, как мы все от нашей новой жизни устали. И у всех у нас одна мысль: кто-то нам должен помочь, иначе мы пропали.
И наконец начался последний урок — география.
Дверь открылась, и вошел директор с мешком. Из мешка он достал каменный топор, патефон и полено.
— Убить он меня хочет этим поленом, — сказал Слава.
— Сегодняшняя тема — Австралия, — сказал директор. — Вот этим топором австралийцы делали все. А теперь, Горохов, возьмите топор и расколите полено.
Топор был очень грязный и, сразу видно, древний.
Я вышел, размахнулся и ударил топором по полену.
Топор разлетелся вдребезги. Директор побледнел. Но потом стал говорить дальше. Не знаю, что это было, только совсем не походило на урок. Он говорил очень долго. Он рассказывал, какая это страна — Австралия, и какая она раскаленная и ровная, и что одни на ней тени: от телеграфных столбов. И подходит кенгуру к столбу, а к ней — другая, а к ней — третья, и так цепочкой в тени и стоят, а на конце тени стоит маленький кенгуренок, и на ушах его уже солнце. А потом вдруг послышалось пение, хриплое и непрерывное. Никто из нас такого не слышал — словно кто-то хочет посвистеть и не умеет. Так было хорошо!
И вдруг кончилась пластинка. И все молчат.
— Ну, — засмеялся директор и вытер пот со лба, — что же вы свой звонок не даете? Сорок шесть минут прошло.
Бочка на бульваре
Был поздний вечер. Я шел со сбора «Стой на страже, пионер!». А сбор прошел очень оживленно. Сначала Серафим Петухов рассказал о самых крупных и опасных преступлениях — о Соловье-разбойнике, о Соньке Золотой ручке, которая ездила в карете и выдавала себя за графиню, а потом о Джоне Диллингере, который был приговорен к казни, но в последнюю ночь вырезал из деревянной скамейки автомат, заставил открыть все двери, сел в чью-то машину и уехал. После этого выступил Эдуард Иванович, классный воспитатель. Он сказал, что Петухов, конечно, подготовился добросовестно, но построил свой доклад на примерах, далеких от жизни. Кроме того, сказал Эдуард Иванович, Петухов своим докладом вызвал у ребят лишь нездоровый интерес, вместо того чтобы вызвать гнев и возмущение. После этого он рассказал о банде попрыгунчиков, которые действовали в Ленинграде после войны. Они были все в белом, а на ногах у них были пружины, и они могли запрыгнуть в любое окно на любом этаже. Потом он еще рассказал о шпионе, который пересекал границу на кабаньих копытах, и пересек, и потом все собирался снять их, но каждый раз говорил себе: «Нет, нет. Осторожность прежде всего. Пройду еще немного». Так он вошел в наш город, прошел по всей Выборгской стороне, а на Литейном проспекте был задержан одним бдительным пионером. На этом сбор закончился, и было вынесено решение:
1. Всем пионерам стоять на страже.
2. Ответственным за проведение мероприятия назначить звеньевого Володю Успенского.
И теперь я, под влиянием сбора, шел по улице и смотрел. Руки опустил в карманы, воротник слегка поднял, а глаза сощурил, чтобы дальше видеть. Я все ждал, что сейчас проскачет попрыгунчик в белом, а я брошусь и оторву ему пружины, а самого свяжу. Однако ничего такого не было. И вообще на бульваре было пусто. Только впереди какой-то мужчина катил ногами бочку. Вернее, он стоял на ней и перебирал ногами, и она катилась довольно быстро. А сбоку, впереди, был мокрый, длинный глиняный скат. Он вел в глубокую канаву. Из нее торчали деревянные столбы, а на дне была грязная вода. Этот наездник стал крутить ногами назад, но бочка все ползла. Тут я прямо по колено в глине бросился с таким деревянным клинушком в руке и сунул его под бочку, и она остановилась, а человек упал на меня. Потом мы вылезли оттуда и бочку вытащили, и стали тем клинушком счищать с себя глину.