– Не забуду, – пообещала она, чуть не ляпнув «спасибо за заботу».
Немного постояв на крыльце и вдыхая аромат соседских цветов, заперла дверь и заснула почти сразу, как положила голову на подушку. Словно в детстве.
Понедельник, 2 июля
Разбудил ее перезвон мобильного. Лина посмотрела на светящийся экранчик – половина девятого. В Москве она никогда не просыпалась позже начала восьмого.
– Привет. Ты где? – Голос мужа звучал отчетливо и громко, как будто он находился рядом, а не на другом конце света.
– Привет. – Лина поудобнее перехватила тоненькую «Нокию». – В бабушкином доме.
Она слушала, как муж дышит в трубку, и старалась не поддаваться тоскливой безысходности, понимая, что сейчас ее ждет долгое выяснение отношений.
Он молчал, и она не выдержала:
– Стас, я же тебе говорила. Я говорила, что хочу поехать…
– Угу, – перебил он. – Только я не мог поверить, что ты способна развлекаться, когда я в чужой стране.
– Стас! – ахнула Лина. – Ну при чем тут чужая страна? Я же все равно в России, какая разница, в Москве я или нет? И потом, ты не ребенок. Ты в этой чужой стране проводишь времени больше, чем со мной.
– Ты меня упрекаешь?
– Нет, конечно.
– Я работаю, между прочим. Я для тебя деньги зарабатываю. Для тебя!
Лина могла бы ему напомнить, что тоже работает и денег зарабатывает ненамного меньше, чем он, но говорить что-либо бесполезно, это она знает точно. Каждое ее слово будет перевернуто самым нелепым образом, и ей придется оправдываться неизвестно в чем.
– Ты считаешь нормальным отдыхать врозь?
– Нет. Не считаю. Ты же знаешь, что у меня остались две недели от прошлогоднего отпуска. От прошлогоднего, Стас.
В прошлом году они оба много бывали в командировках, потом Стасу пришлось взять половину отпуска, чтобы помочь родителям на даче, затем они все-таки поехали отдыхать, но только на десять дней, и половина отпуска у Лины осталась неиспользованной.
– Ты могла бы приехать ко мне.
– Стас! Но…
– Ну что тебе делать в этой глухомани? Почему обязательно в эту дыру за сто верст? – На Америке он всерьез не настаивал, и Лина отлично понимала почему. Потому что поехать к нему на две недели дорого и хлопотно, тем более что он сам вернется через месяц. Просто ему очень хотелось, чтобы она рвалась к нему и говорила об этом, а он бы уговаривал ее еще чуть-чуть подождать. Тогда, может быть, и сам бы предложил ей поехать отдохнуть в старом бабушкином доме. Она знала, какие слова нужно говорить Стасу, только произносила почему-то совсем другие.
– Я выросла в этой дыре, – напомнила Лина.
– Ну и что? Тебе там лучше, чем со мной, да?
– Стас, – взмолилась Лина. – Ну пойми ты, я просто соскучилась по этим местам. Ты же все равно в командировке. Ну какая тебе разница?..
– Есть разница, – зло произнес он. – Мне небезразлично, где… болтается моя жена. Что ты там собираешься делать?
– Отдыхать. Повидаться с соседями. Ты же никогда не хотел сюда ехать, вспомни.
– Вот что, – отрезал он. – Ты сегодня же вернешься назад, возьмешь билет на ближайший рейс и немедленно вылетаешь ко мне!
– Стас, – неожиданно для себя выпалила Лина. – Давай разводиться.
– Что-о? – не поверил он. – Да любая другая на твоем месте…
Про «любую другую» Лина не могла слышать. Просто физически не могла.
– Ты приедешь, и я подам на развод. – Лина нажала отбой, положила телефон на тумбочку и только теперь заметила, как сильно дрожат руки.
Неужели она сама сказала про развод?
Лина вылезла из постели, походила по дому, стараясь успокоиться, и подошла к окну.
Они со Стасом ссорились постоянно. Они словно говорили на разных языках, и каждую свою мысль ей приходилось подолгу ему объяснять и уверять, что она ничего плохого в виду не имела. И все-таки она никогда всерьез не думала о разводе.
Или думала?
– Любая другая на твоем месте радовалась бы, – неизвестно на что обижался Стас, даря ей подарок на день рождения.
– Я радуюсь, – уверяла Лина, стараясь не обращать внимания на «любую другую», которую Стас видел на ее месте.
Она действительно радовалась его подаркам и старалась не замечать, как тоскливо сжимается сердце от «любой другой», и послушно примеряла золотую цепочку, или сережки, или еще что-нибудь.
Потом и цепочка, и сережки напоминали о «любой другой», и носить их не хотелось. Но она носила.
Она понимала, что «любая другая» для него только привычные и пустые слова, но каждый раз отчего-то тревожно сжималось сердце, и потом она долго не могла восстановить душевное равновесие.
Она никогда всерьез не думала о разводе.