Выбрать главу

По данным на 31 января 2013 года, поисковый запрос «Бейонсе + инаугурация + фонограмма» давал 37,600,000 результатов — а значит, широкую общественность этот вопрос по какой-то причине волновал, хотя почему именно, понимали далеко не все. Как сказал тогда сатирик Стивен Кольбер: «Если Бейонсе действительно пела под фанеру, вы хоть понимаете, что это означает?! Если понимаете — напишите мне быстрее, потому что я так на нее злюсь, так злюсь, а почему — и сам не знаю!»

Инаугурация самой влиятельной фигуры в мировой политике — мероприятие чисто символическое, и, казалось бы, торжество по этому случаю — всего лишь некое дополнительное оформление восемнадцатиминутной речи, в которой глава государства обращается к своим согражданам. Гимн, без сомнения, — очень важный ритуал, проявление национального самосознания и свидетельство связи между страной и ее жителями. Но даже если мы сознаем всю важность этого ритуала, то почему же нас так беспокоит, что Бейонсе пела под фонограмму, особенно учитывая, что узнали мы об этом спустя два дня после выступления? И почему под угрозой оказалась профессиональная репутация певицы, ведь фонограммой в шоу-бизнесе давно уже никого не удивишь?

Парадоксы обмана

Человеческое отношение к обману необычайно сложное. Мы полжизни можем прожить бок о бок с замаскированными пушками, даже не заметив их. Но возмущению нашему не будет предела, когда мы вдруг узнаем, что популярный певец на некоем всеобщем торжестве пел под фонограмму. С одной стороны, мы безразличны, зато с другой — сверхчувствительны, причем наша чувствительность проявляется в самых неожиданных ситуациях. Почему же мы так устроены?

Мы прекрасно распознаем обман в тех случаях, когда нас о нем предупреждают. Однако смысл обмана в том, чтобы не привлекать внимания. Этот принцип положен в основу камуфляжа: он уводит наше восприятие в сторону и скрывает истинное предназначение предметов. Так, в случае с фальшивыми шале за нарисованными стенами прячутся пушки и радиопередатчики. Подобные военные сооружения — идеальный пример того, почему мы боимся мошенничества и обмана, ведь совершенно безобидный фасад скрывает смертельную «начинку». Принцип почти так же стар, как сама жизнь: опасные организмы сливаются с окружающей средой и нападают внезапно. Рыбы-бородавчатки, например, по окраске неотличимы от морского дна, и их замечаешь, только наступив на ядовитые шипы у них на спине. Другой пример — насекомоядные растения, приманивающие насекомых запахом, а затем пожирающие их. Противоположная форма мимикрии тоже встречается в природе на каждом шагу. Достаточно вспомнить совершенно безобидных цветочных мух с устрашающим, похожим на пчелиное брюшко рисунком или бабочек с ярким, напоминающим человеческий глаз, узором на крыльях.

Хотя обман — обычный для природы прием, у нас, людей, все же особое положение. Мы не только знаем, что являемся обманщиками или жертвами обмана, мы вдобавок еще и предаемся размышлениям об этом. Человек во все времена отличался подозрительностью. Мы стараемся разделить окружающих на тех, кому можно доверять, и тех, кого следует опасаться, ищем скрытые дефекты в квартире, которую собираемся купить, а услышав по радио песню, пытаемся понять, действительно ли певец верит в то, о чем поет. Мы привыкли держать под контролем те сферы деятельности и культуры, которые считаем потенциальными источниками обмана и мистификаций, — шпионаж, законодательство, моральные установки, научные исследования, эстетические нормы и полицейские расследования. Цивилизация, будто бы пытаясь навсегда искоренить ложь и обман, развивается таким образом, что обманывать друг друга становится все сложнее и сложнее. Но и способы обмана, в свою очередь, становятся все более изобретательными, и обманщики всегда оказываются на шаг впереди, так что мы словно попадаем в самый центр вечной гонки вооружений. Возникают резонные вопросы. Какой была бы наша культура, не будь в ней этого соперничества? И каким оказалось бы человеческое самосознание? Неужели оружие в этой битве стало двигателем развития?

Служители Подземелья

Комплекс зданий, где располагается Научно-исследовательский институт Вооруженных сил, производит обманчивое впечатление. На первый взгляд он напоминает школу, где я когда-то учился. Кубические постройки в стиле 1960-х, отделанные бежевым листовым металлом и мореным деревом, двери с узкими вертикальными окошками и ребристыми деревянными ручками... Электронная пропускная система свидетельствует о том, что здания слегка модернизировали, но, лишь попав внутрь и увидев витрину с последними изобретениями, я начинаю ощущать себя так, словно очутился в научно-фантастическом фильме. Передо мной некоторые из последних образцов, например «переносной плазмосжигатель», а также нечто, похожее на пару рычагов и крепления для сноуборда. Как впоследствии выяснилось, это высокотехнологичные сапоги-«кошки». Именно здесь лучшие ученые Норвегии работают над технологиями, знакомыми обывателям разве что по фильму «Миссия невыполнима», хотя новейшие изобретения современных исследователей имеют более земное предназначение.

Я иду дальше и попадаю в совершенно обычный кабинет, где физик Мортен Сёдерблум и его коллеги рассказывают мне об истории камуфляжа и обманных маневрах. Никто из присутствующих — ни сам седовласый улыбчивый Сёдерблум, ни рыжеволосая Даниэла Хайнрих в грубых ботинках-мартенсах — не похож на военных. Они ничем не отличаются от, например, ученых из лингвистического института. Впрочем, глядя на третьего собеседника — Стайна Кристофферсена с забранными в хвост волосами и в жилетке защитного цвета, я невольно вспоминаю фильм «Парк Юрского периода». Стайн занимается самыми хитроумными обманными маневрами (кстати, по-английски они называются military deception, то есть военная маскировка).

— Радар, — рассказывает Кристофферсен, — отправляет в пространство сигнал. Встречая на пути объект, сигнал измеряет его и возвращается в исходную точку. По изменениям сигнала можно судить о скорости передвижения объекта. Военная дезориентация — это способ обмануть радар, то есть создать объект, вид которого не соответствует его назначению.

Старый и испытанный способ дезориентации, который, впрочем, прекрасно работает и в наше время, — это полноразмерные макеты танков и самолетов. В прежние времена достаточно было создать видимость, поэтому макеты были надувными или изготавливались из фанеры. Сейчас же, в эпоху инфракрасных и ультрафиолетовых датчиков и радаров, поверхность маскировочных объектов должна обладать свойствами, способными ввести в заблуждение приборы. Но технологии не только усложняют жизнь, они еще и открывают новые возможности.

— Вот что мы делаем: мы перехватываем сигнал радара, видоизменяем его и посылаем обратно. И теперь в сигнал заложена информация об объекте, которого на самом деле не существует. Мы поступаем в точности как те грабители, которые воссоздавали модель помещения перед камерой слежения.

Итак, если военные минувших лет обманывали противника при помощи настоящих объектов, то сейчас настало время виртуальной дезориентации. Для наглядности Кристофферсен показывает мне изображение того, что видит потенциальный враг. На экране радара передо мной военная колонна, а рядом схема того, как преобразуется ложный сигнал. Одна колонна превращается в пять — теперь противник растеряется и задумается, в какую колонну стрелять. На другом экране я вижу лодку, оборудованную генератором помех, который посылает в атмосферу сигнал, содержащий информацию о лодке совершенно иного типа. Значит, сейчас существует возможность немного постучать по клавишам и создать какой угодно образ?

— Условно говоря, да, — отвечает Кристофферсен, — но перед нами возникает множество дополнительных сложностей. Хотя о подробностях я, пожалуй, умолчу.

«Вот тебе и на! — подумал я. — А я-то как раз вошел во вкус!»