Рокотов усмехнулся, достал из портфеля сверток. Протянул Дорошину:
— Вот специально для вас купил, Павел Никифорович…
Дорошин цепко ухватил пакет, принюхался:
— Таранька… Ей-богу, таранька… Да ты ж просто молодец, Володя. Тьфу… Владимир Алексеевич…
Ох и хитрец старый. Краем глаза примерялся — да так и стрельнул в лицо Рокотову изучающим взглядом. Как, дескать, прореагирует бывший подчиненный, а теперь начальство на привычную вольность бывшего шефа. По губам Рокотова скользнула легкая усмешка, и все… Ничего не увидел Дорошин и подумал, что по существу не знает он своего бывшего питомца. Нравилось ему в нем почти солдатское качество: поручи что — можешь забыть. Сам напомнит, когда выполнит. И никаких возражений или вводных слов, какой бы степени трудности ни было задание. Самолюбив. Горд.
Все это было хорошо, когда Рокотов ходил в подчиненных. А как теперь? Надо бы определиться до того дня, когда будет решаться вопрос об отчуждении земель… Ох, как важен для него этот первый этап, за которым пойдут другие. Потом битва в облисполкоме, потом в Совмине… Но самое главное — сейчас, на первом же исполкоме… Председатель исполкома Гуторов в некоторой растерянности: пришел на пост первого секретаря бывший сподвижник Дорошина. Поэтому разговаривает о земле осторожно, хотя раньше во всем поддерживал Логунова. Эх, заменить бы еще и Гуторова… скажем, на Диму Михайлова. Да нет, таких штук не сделаешь… В этот раз тряхнул авторитетом… Риск был… А ну как в министерстве хозяину тот же Комолов скажет: «Пора думать и насчет Дорошина… Стареет… Размах не тот… Мышиную возню затеял… В общем, ясно, за шестьдесят уже…» А министр одного спросит, второго, в обком позвонит… И иди ты, раб божий Дорошин, в сторонку от жизни… Посадят тебя в министерстве, скажем, бумажки сортировать, и будешь ты там вспоминать о временах, когда решал вопросики масштабные, когда рисковал, принимая инженерные решения. А ему снится еще один карьер… карьерище… Махина, крупнейшая в Европе… Да чтоб вокруг пару современных горнообогатительных комбинатов… А там через пару лет, электрометаллургический по соседству строить начнут, тоже эксперимент, дай боже… Вот до какого времени бы в седле досидеть… Тут бы глянуть на все в комплексе да вылезти из машины — и пешочком, как странничку, пойти бы по всем дорожкам, где полжизни оставил. А все эти полжизни, годок к годку, оставлены здесь, среди этих перекатов и меловых холмов, среди полупересохших речек… Когда пошел первый карьер, министр сказал: «Ну и рисковый же ты мужик, Павел Никифорович… Слово дал. А вдруг не вышло бы в срок?.. Что тогда?» — «А я уж обходной в кармане носил», — сказал он тогда, и министр улыбнулся, хотя юмор конечно же был относительный… Ну, да тогда он был победителем и мог даже стойку сделать на краю министерского стола… простили бы… Тогда и сила в руках еще была. А теперь для завершения жизни нужна была ему еще одна победа. И не потому, что планировал себе Звездочку, хотя и это дело не лишнее… Просто для его жизни, трудной и страстной, как писал о нем один журналист, нужен был такой же финиш, достойный Дорошина. От него ждали все время чего-то необыкновенного, и он уже давно перестал различать, где же в нем честолюбие и где то, без чего он уже немог