И положил трубку. Да, теперь это бесспорно. Теперь ясно, что речь пойдет о директорстве. Но ведь это даже не район… Это… Ему хотят доверить такое дело?
Он начал звонить Вере. Час назад отвез ее в Матвеевку, на работу. Она собиралась куда-то на ферму, к дояркам с профилактическим осмотром. Только бы застать… Ага, на месте.
— Ты слышишь меня… Я уезжаю в область, а оттуда в Москву. Сейчас звонил Дронов.
— Ничего не понимаю… Что случилось? — голос ее был испуганным.
— Ничего… Ты не волнуйся… Вероятно, связано с новой работой.
— Ты что-нибудь знаешь?
— Нет, только догадываюсь.
— Ну скажи мне…
— Не могу, это только предположение. Я очень прошу тебя — будь дома. Я буду звонить. Я все расскажу.
Она ответила не сразу. Потом сказала неуверенно:
— Понимаешь, мы ведь еще не… Это неприлично.
— Чепуха… Ты — моя жена, слышишь? Заявление мы подали. Ты моя жена, и я готов кричать об этом всему миру…
— Чудак… Я не узнаю тебя, Рокотов… Такой благообразный, со стальным блеском в глазах, почти не улыбающийся — и вдруг… Объясни!
— Это ты виновата. А объясню я тебе все просто. Слышишь? Вечером, а может ночью, — словом, как только приеду в Москву и устроюсь, сразу позвоню.
— Господи, ты же возьмешь не то, что нужно… Может, мне приехать?
— Я возьму все… Ты не волнуйся… Я тебя целую. Много раз, крепко. Все, я пошел.
Позвонил помощнику, попросил организовать машину к дому. Сам заглянул к Михайлову:
— Дмитрий Васильевич, меня не будет некоторое время. Может быть, с неделю.
— Дела? — понимающе покачал головой Михайлов. — Хорошо, Владимир Алексеевич… Будете в городе, в случае чего…
— Нет. Еду в Москву. Вызвали в обком, уже заказан билет.
Сидя в машине рядом с шофером, думал о поездке. Можно будет увидеть Игоря, поговорить с ним. Знал двух людей на свете, по которым можно сверять честность и искренность своих поступков, — это Игорь и Петя Ряднов. Что там у Игоря с Лидой, как Эдька в таежных своих приключениях, в поисках главной жизненной правды?
В приемной Дронова ждать не пришлось. Его сразу же пропустили в кабинет. Михаил Николаевич говорил по телефону и, не отрываясь от трубки, показал ему на кресло у стола.
— … Я просто хочу напомнить о том, что в области только две дневные нормы бензина «А — семьдесят два»… На нем работает большая часть прикомандированного автотранспорта… Какой-то растяпа не спланировал завоз бензина… Имейте в виду, что за такие штуки можете положить партийный билет. Разгар свеклоуборки, а вы завозите девяносто третий бензин для «Жигулей» и «Волг»… А у нас только в Красногвардейском районе работает около тысячи машин… Вы что себе думаете? Даю вам один день, чтобы исправить положение… Как хотите! Можете сами ехать и просить бензин в соседних областях. У меня все!..
Он положил трубку, нервно закурил сигарету:
— Вот деятель… Лимиты у него вышли… Снимать с работы за такое надо… Ну, здравствуй… Готов к путешествию? Знаешь, за чем едешь?
— Нет.
— Так вот. Областной комитет партии рекомендовал твою кандидатуру на пост генерального директора комбината. Мы считаем, что ты справишься с этой работой, Что скажешь?
Рокотов заметил, что пальцы его бьют нервную дробь на полированной поверхности стола. Обычные слова никак не шли на память. Он сказал как-то отрывисто и глухо:
— Спасибо… Постараюсь оправдать доверие… Надеюсь на помощь…
Дронов встал:
— Слушай… Даем тебе участок не простой… Если утвердят, помни: ты придешь после Дорошина… Значит, ты должен быть руководителем такой же формации… это как минимум. Но ты приходишь туда с партийной работы и должен помнить, что с тебя будет спрос другой. Ломай старое, но будь комиссаром при этом… Надо, чтобы тебя понимали душой, а не логикой… Линия у тебя правильная. Держись ее… В конечном итоге, у нас нет ничего дороже вот этого самого чернозема… В других странах и на других материках его почти нет уже. Если взглянуть на карту мира, то черноземные зоны выглядят крохотными пятнышками… Жесток к природе человек. И нельзя нам уподобляться тому герою старинной сказки, который распевал веселые песни, сидя над пропастью на суке дерева, одновременно подпиливая его.
Рокотов глядел на Дронова и видел первую седину в его прическе. В первый раз увидел. До сих пор не замечал. А человеку самую малость за сорок. И он — один из тех, кто несет ответственность за область, за все дела нескольких миллионов людей.
Человеку дано многое. Он сам меняет свою жизнь, сам ее строит. Он почти всемогущ, потому что может вмешаться даже в деяния природы. Но только в одном он бессилен: остановить время. Годы проходят, и раздается в твоей душе звонок: а что ты сделал, что смог совершить за отведенные тебе сроки? Одному есть что сказать самому себе, другой помнит только сомнения, обиды, годы, потраченные на свое, личное и поэтому мелкое и никому не нужное. Как жить? Ну вот Дорошин… Он сделал много, жил трудно, не думал о себе и о других… Может быть, так надо жить?