Она понимала гораздо больше — неприятную правду, куда более значимую, чем та, которую только что озвучила Джулия. Это не Кливден пять лет ненамеренно причинял ей боль. Он не имел к этому отношения по одной простой причине — Кливден будто не замечал, что София существует на свете. Если кто и делал ей больно, так это она сама, позволившая настолько укорениться своим фантазиям и иллюзиям, что они заслонили реальную жизнь.
— Но при чем тут моя помолвка с Хайгейтом?
— Папа задолжал Кливдену кучу денег. — Джулия снова подсела к сестре и посмотрела ей в глаза. — Если он не сможет расплатиться, наша семья обанкротится. Кливден согласился простить ему долг в обмен… ну, на меня.
— Нет!
— Это правда. Все это — чистая правда. Отец сам признался. И представляешь, что произошло, когда мама узнала? Она решила, что таким образом я должна выполнить свой долг перед семьей.
— Но как… как они могли? — София больше ничего не сумела сказать. Вспышка ярости, которая ожидалась чуть ранее, пронзила сейчас. Но глаза странным образом оставались сухими, словно от столь жарких эмоций слезы просто испарились.
— Как бы там ни было, я в первую очередь во всем виню Кливдена, ведь это его идея. Сумма заключенного им пари в точности такая же, как папин долг. Я думаю… нет, я уверена, он выдумал такой способ, чтобы возместить свой проигрыш.
— Мерзавец! Самый настоящий мерзавец! — София глотала прохладный воздух в надежде усмирить бушующее внутри адское пламя. — Только подумать, — произнесла она, когда смогла продолжить, — всего неделю назад я бы решилась на что угодно, лишь бы оказаться на твоем месте или хотя бы привлечь его внимание!
— В общем, раз уж мне удалось стать для него негодной, он твердо намерен отправить папу в тюрьму за долги. Вот почему ты должна выйти за Хайгейта. Если ты будешь замужем, то не пострадаешь от всего этого.
— А как же мама?
— Я уже пообещала позаботиться о ней. Папу это устраивает.
— А что же будет с ним?
— Это пока не известно. Для начала он должен пережить дуэль с Кливденом.
София потянулась к шее и подергала медальон.
— Дуэль? Папа планирует драться на дуэли?
— Да, а Бенедикт будет его секундантом. София… — Джулия наморщила лоб. — София, я только что вспомнила кое-что. Фамилия Китон тебе о чем-нибудь говорит?
— Китон помолвлен с той потаскушкой.
Казалось, что Джулия вот-вот рассмеется, но разве до смеха в сложившихся обстоятельствах?
— Правда? Интересно, что ему известно о Кливдене?
— Понятия не имею, зато Хайгейт многое знает о нем. Но почему ты спрашиваешь про Китона?
Младшая из сестер еще сильнее наморщила лоб, и София мгновенно узнала это выражение — оно означало, что Джулия обдумывает какой-то план. План, который способен принести огромные неприятности кому-то.
— Китон был там в ту ночь, когда отец проиграл последние деньги. А теперь ты говоришь мне, что Хайгейту что-то известно…
— Как оказалось, у них довольно богатое общее прошлое. И эта история не из приятных.
— Тогда ты лучше мне все расскажи. Может быть, нам удастся остановить предстоящее.
Руфус как раз шел по коридору, тянущемуся от фойе до оранжереи, когда Хейстингз открыл дверь, в которую кто-то постучался. Необязательно смотреть на высокие напольные часы, чтобы понять — для визитеров час слишком ранний. Заинтригованный Руфус подошел поближе. Кажется, дворецкий уже начал спорить с кем-то слишком маленьким, потому что Руфус не мог разглядеть человека из-за плотной фигуры Хейстингза.
— Это в высшей степени необычно. — В голосе Хейстингза прозвучали осуждающие нотки его нанимательницы. Несомненно, Мария выбрала его именно за эти качества.
— Но…
Услышав женский голос, Хайгейт застыл. На пороге стояла мисс, кажется Сент-Клер, и совершенно одна.
— Мисс, — продолжил Хейстингз, — это просто не принято.
Ну что ж, самое время вмешаться. Руфус вышел в фойе, громко постукивая высокими сапогами по паркету.
— Может, и не принято, но всегда можно сделать исключение.
София дрожала, стоя на пороге, и сжимала края темно-синего плаща, наброшенного на плечи. Шляпка с широкими полями затеняла ее лицо, но не настолько, чтобы скрыть округлившиеся глаза и бледность. Она заметила его, и крепко сжатые губы слегка расслабились.
О, эти губы. Вчера ночью он пробовал их на вкус, буквально упивался ими, но недостаточно, чтобы утолить свою жажду. Даже кончики пальцев заныли при воспоминании о ее теле, плавившемся от его прикосновений и содрогавшемся от наслаждения.
— Милорд! — протестующе воскликнул дворецкий, врываясь в воспоминания. — Молодая леди одна!