Ее ладонь накрыла его руку, пальцы сомкнулись.
— Это была всего лишь детская фантазия.
— Есть и другие способы летать. — Он наклонился так, что его губы почти касались ее. — Позволь показать тебе.
Джулия прижалась к нему. Дерзко с ее стороны, да, но именно он сумел разбудить в ней спутавшиеся между собой чувства свирепости, безрассудства и нетерпеливости. Это же безрассудство когда-то заставило ее сбежать от Софии и мисс Мэллори, чтобы попытаться взлететь.
Вскоре после того случая она научилась подавлять подобные чувства и запирать их глубоко в сердце. Но иногда по ночам, когда сон ускользал от нее, Джулия закрывала глаза и в течение нескольких минут наслаждалась восхитительными воспоминаниями о том, как чудесно было возвращаться домой верхом на той дикой зверюге, называющейся конем. В объятиях Бенедикта она испытала безумный страх, смешанный с восторгом, от которого сердце выскакивало из груди и желудок сжимался, кувыркался и воспарял.
В те непродолжительные минуты Джулия ощутила, каково это — летать. А сейчас Бенедикт обещает ей новую возможность испытать те чувства. Нужно только ухватиться за нее.
Бенедикт прижался к ее губам, вытянулся на ней, вдавив своим весом в податливую перину, и кровать заскрипела.
Джулия высвободила пальцы и положила руку на его обнаженное плечо. Мускулы под ладонью напряглись, как канаты. Его язык глубоко вонзился ей в рот, но Бенедикт мгновенно отпрянул и стал короткими поцелуями покрывать ее щеки. Жаркое дыхание Бенедикта щекотало подбородок, губы скользили ниже, язык коснулся ключицы и тоже направился дальше. Ее пальцы запутались в его густых волосах.
Губы дразнили кожу у выреза сорочки. Он поднял глаза, поймал ее взгляд и замер. Боже, как потрясающе Бенедикт выглядит в предрассветном сиянии, нависая над ней: черные волосы дикими волнами падают ему на лицо, а глаза потемнели от желания.
В животе Джулии все сжалось от неистового возбуждения, смешавшегося с ужасом и восторгом.
Его рука скользнула к груди, подтолкнула ее кверху, к вырезу из сорочки. Недостаточно высоко. Глядя ей в глаза, он сомкнул губы на прикрытом тканью соске, и повлажневшая сорочка сделалась прозрачной.
Бенедикт втянул напрягшийся бугорок в рот. По жилам хлынул огонь, и Джулия выгнула спину, вжавшись головой в подушку.
— Ты прекрасна, — пробормотал он и слегка прикусил сосок.
Рука его скользнула по бедру, а губы продолжали дразнить грудь. Пальцы запутались в сорочке, сминая ткань, задирая к талии.
— К сожалению, это придется убрать. Она мне мешает.
Джулия послушно подняла руки и позволила ему снять с себя сорочку. Щеки ее запылали под его пристальным взглядом, она закусила нижнюю губу.
Это же Бенедикт. Она знает его целую вечность. Он предлагал ей свою дружбу каждое лето их детства, облегчал скуку балов, делая язвительные замечания о членах светского общества, спасал от слишком пылких поклонников. А теперь он, голый, лежит с ней в постели, сплошь золотистая кожа и стальные мускулы, и рассматривает изгибы ее тела, а глаза его горят каким-то яростным огнем. Она никогда не открывалась таким образом ни единой живой душе и сейчас не могла представить себе никакого другого мужчину в столь интимной близости. Только Бенедикт. Больше она никому так не доверяет.
— Прекрасна, — прошептал он. Господи, да в его голосе звучит благоговение! — Прекраснее, чем я себе представлял. — Он вытянул палец и обвел им сосок.
Джулия подалась навстречу его прикосновению, и он положил ладонь ей на грудь.
— Ты меня представлял? — прошептала она.
— Ты мне снилась.
Больше не сдерживаясь, Бенедикт завладел ее губами в требовательном поцелуе. Этот поцелуй заполнил ее темной страстью, пылающей в жилах. Она ответила ему тем же, их языки переплелись, ее дрожащие руки скользили по его плечам и спине.
Джулия наслаждалась тяжестью его тела, жаром кожи, твердым естеством, вжимающимся в живот. Он заполнит ее целиком, и тело, и душу.
Она застонала. Бенедикт оторвался от ее губ, снова начал целовать шею, спустился ниже, языком приласкал по очереди каждую грудь, подразнил соски, превратив их в твердые, ноющие бугорки.
Его рука скользнула на живот, и Джулия напряглась. Как далеко он осмелится зайти? Где прикоснется?
Она приподняла бедра. Как он сумел разбудить в ней эту жажду и пустоту, умоляющую, чтобы ее заполнили? Он сильно втянул в рот сосок, и с ее губ сорвался стон.
— Пожалуйста…
Бенедикт поднял голову, посмотрел потемневшими, настойчивыми глазами, но уголок его рта дернулся в подобии улыбки. Такой порочный взгляд! Такой расчетливый, полный планов. Такое обещание наслаждения.