«Как же сердце рвет от всех этих расставаний. Я так надеялась уйти незаметно». – Шла она и не замечала, как пощипывает нос и увлажняются глаза. Так она и шагала, не разбирая дороги, пока асфальт резко не оборвался, и она не провалилась в бездонную яму, втянувшую ее и отгородившую от этого мира.
***
В палату, где лежала Элен Киндмонд, тихонько пробрался юноша, осторожно прикрыв за собой дверь. Пятью минутами ранее он с друзьями уже побывал здесь, но оторвавшись от приятелей под каким-то предлогом, вернулся обратно. Девушка с закрытыми глазами, что лежала на больничной койке, была ему по-особому дорога. Он взял ее руку в свои ладони, нежно сжал, а потом поднес к губам для поцелуя.
«Что со мной? Такого не было и не будет больше. Я точно знаю, я чувствую это. Все мысли о ней, все помыслы мои. Это сравнимо лишь с неизлечимой болезнью и лекарства нет от нее. Но я не ощущаю себя несчастным, напротив, я по-мазахистски счастлив и рад, потому что наконец-то все мое существо наполнено смыслом и я не чувствую себя больше потерянным – она мой смысл, моя надежда, моя цель, моя любовь. Она – всё.
Она переполняет меня через край, ее лицо во всех женщинах, ее походка узнаваема повсюду, ее улыбка незабываема. Это похоже на помешательство, на сумасшествие, и, тем не менее, я вполне отдаю себе отчет во всем и контролирую себя.
Она настолько мне стала дорога, что я могу желать ей лишь счастья. Пускай и не со мной, пускай с другим. Это не слабость – суметь отойти в сторону, в тень ради ее благополучия. Это сила, на которую способен лишь истинный влюбленный.
Я благодарен ей за то, что она есть, за то, что судьба мне ее подарила. До нее я, наивная душа, все свои влюбленности считал по темному неведению любовью. И лишь встреча с ней открыла мне глаза – теперь я знаю правду, пускай даже такую. Но я более не слеп, я зряч и она стала моим Творцом, моим Пророком, моим Учителем и моей Музой. Она – мое всё».
Он склонился над ее лицом и прошептал дрожащим голосом:
– Эли, ты не представляешь, как ты нужна. Прости, что раньше тебе этого не говорил, хоть сейчас скажу. Надеюсь, что ты услышишь мой голос. Я скучаю по тебе, любимая, по твоему голосу, смеху и улыбке. Даже если ты меня и не любишь, мне все равно. Вернись, Эли, пожалуйста, вернись. Ты нужна, ты так нужна. Вставай, милая, ты сможешь, ты сильная и все вынесешь, родная, вернись. Ты нужна мне, очень нужна.
Он склонился еще ниже и едва коснулся ее щеки губами.
Белым пухом с поднебесья
Тихо падал странный снег,
Завораживал поэтов,
Убаюкивал он всех.
Серебром своим бесцветным
Он окутал целый мир,
И наполнил жизнь любовью,
И цветами говорил.
«Посмотри, великолепен
Я сегодня как никто.
Я прекрасен и я весел,
Посмотри в своё окно.
Улыбнись и скинь печали,
Полюбуйся волшебством.
Я люблю тебя!» – кричали
Мне снежинки за окном.
КИС-КИС
Падение ее ничуть не испугало, тем более что оно длилось не дольше предыдущих перемещений. Но это было самое забавное и самое приятное из всех. Элен вывалилась из черноты потусторонней ямы и плюхнулась аккурат в огромный мягкий сугроб снега. Еще около минуты она сидела и оглядывалась по сторонам, одновременно дивясь очередной резкой смене обстановки и устало потирая висок, на котором пульсировала тиком голубая венка.
– Ой-ой-ой-ушки, из огня да в полымя. То лето, то зима, то осень, то весна, а то и черти что. Ладно, поглядим, как следует, что за милое местечко меня ждет. – Девушка встала, но сугроб ее удерживал по пояс в мягких объятиях.
Искрящееся снежное море с застывшими изгибами волн царило над распростертой и молчаливой долиной, окольцованной высоким горным хребтом. И воздух, разреженный и сухой, но холодный и бодрящий приятно щекотал нос и пощипывал щеки. Но Элен не было холодно благодаря тому, что на ней был комплект новоиспеченной одежки: белая короткая шубка, белые вязаные варежки и шапочка, белые плотные шерстяные штаны и белые меховые унты на ногах.
– И почему меня это не удивляет? Ко всему, по ходу, можно привыкнуть. Жаль Олиф меня не видит, да я же вылитая Белоснежка. А место то на редкость живописное, Альпы в подметки не годятся этой долине.
Она волчком вертелась в снежном стакане сугроба, пытаясь впитать невообразимо четкую панораму нового мира, и легкая струйка пара из приоткрытого рта скользила следом и расползалась лоскутами, оседавшими тонкой корочкой льда на коротком меху воротника шубы. «Надо идти куда-нибудь. Здесь стоять бестолку, замерзну и никому не помогу. Но куда ж мне идти, горемыке?». Вопрос завис над бархатом снежного покрова, но Элен все-таки прорвала блокаду холодного плена, активно работая руками, бедрами и ногами. Она наметила небольшой холм в качестве отправной точки своего пути и теперь шла напролом к нему, рассекая, словно ледокол ровную поверхность девственного слоя.