***
В больнице все текло своим чередом: бесконечные смены пациентов и их родственников; усталые и бодрые силуэты медработников, протекающих за день в прямом и обратном направлениях. Лишь неизмененным постовым на дозоре подзарядки в холе стоял автомат с кофе. А рядом на низеньком потертом диванчике для посетителей примостился юноша, задремавший от долгого ожидания.
В холе не было ни души, на улице уже вечерело и шаги, шедшего за бодрящим напитком медбрата Уильяма Мерри, отдавали дробным эхом, отскакивая от стен. Но молодой человек на диване был настолько утомлен, что не проснулся даже от голоса, призывавшего вернуться из мира сна, и лишь легкое тормошение за плечо вывело спящего из глубокой дремы. С испуганными глазами он в недоумении уставился на стоявшего перед ним мужчину в белом халате. Того явно забавлял сонный вид незадачливого посетителя.
– Что парень, засиделся ты у автомата то. Весь кофе проворонил. Уже всех больных вылечили и вынесли из больницы, пока ты тут дрых. – Уильям говорил спокойным голосом, но в глазах плясали веселые чертики.
– Извините, сэр, это случайно. Я ждал. – Пробормотал паренек спросонья растирая опухшие глаза.
– И чего ж ты тут ждал, второго пришествия Христа? – Не унимался медбрат.
– Нет. Я ее жду. Она должна проснуться скоро. – Тихим, но ясным голосом ответил парнишка.
– Кого ее? Спящую красавицу? Ха, парень, да ты чудак!
– Она в коме, сэр, уже две недели. Я знаю. Что она скоро очнется, надеюсь на это…
– Стой! Как зовут твою зазнобу?
– Элен Киндмонд. Она…
– Можешь не продолжать, парень, твоя девушка уже прославилась на всю больницу. – Юмор полностью ушел из голоса мужчины.
– Вы знаете ее? Скажите, как она? Ей лучше? Я ее видел несколько дней назад.
– Не хочу тебя обнадеживать, но дела у нее пока без изменений.
– А почему вы сказали, что она известна всей больнице? Что-то не так с ней? – Встревожился юноша.
– Ну как тебе сказать. Да нет, все в порядке для больной с ее диагнозом. Не волнуйся ты так и иди домой, как знать, может она завтра очнется и помашет тебе ручкой из окна. Ступай. Приемное время для посетителей давно закончилось.
Молодой человек поежившись, кивнул и медленно направился к выходу, хромая отсиженной ногой, вслед ему донесся вопрос:
– Как звать тебя, парень?
– Шон.
Дитя снегов и ветров сильных,
Очнись от длительного сна.
Умы державных и всесильных
Любовью мира осиять должна.
ОРДЕН МЕДВЕЖЬЕЙ БОГИНИ
Как тихо и спокойно. Наверное, это смерть. Да, конечно, смерть, что же еще может быть после того провала в грозовую яму? Открыть глаза? А может не надо? Или…?
Она осторожно приоткрыла оба глаза, совсем чуть-чуть, и через узенькую щелочку позволила себе увидеть то, что находилось напротив. А там разлилась синева небесная нежная облачная. Солнце, укрытое плотным ватным одеялом, золотисто-огненной окантовкой выкрашивало плавные изгибы небесных барашков, просачиваясь полупрозрачными лучами-треугольниками, которые рассеивались, не доходя до земли. И облака, проплывающие медленно и с какой-то еле уловимой грацией, меняли свою белизну на отливы в жемчужно– розовый, голубовато-серый, зеленовато-фиолетовый, а сталкиваясь со своими собратьями и сестрами образовывали кучевые фигуры немыслимых форм и размеров, либо, отрываясь и обосабливаясь, истончались до рваных одиноких лоскутов.
– Небо – это океан, а облака – барашки на качающихся волнах. А может океан как раз там, надо мной, а я на небе? Кто сказал, что там небо, а здесь земля? Кто это решил и утвердил для всех, постановив непрекословной истиной, догматом, стирающим все вольнодумные мечты? Кто?! Если нельзя потрогать что-то, то это не значит, что этого нет. И небо может, да нет, скорее всего, и есть тот самый океан, мировой океан, а не то, что обозвали на глобусе. И вот этот-то океан истинен и единственен во всей своей подавляющей масштабности. – Шептали ее губы, выплескивая из сознания мысли, рождавшиеся под впечатлением небесной картины (а может она это уже слышала от кого-то ранее? от кого-то знакомого…).
Но вот она осмелилась раскрыть глаза полностью, почувствовав, что голова ее покоится на теплом и влажном возвышении, отчего панорама открывшейся картины предстала во всей силе и красках. По обе стороны на отдалении рядками стояли деревья с суковатыми искривленными стволами, покрытые серой корой, узловатые длинные ветви которых были укрыты серо-зелеными листьями, под дуновением ветерка дрожавших оборотной серебристой поверхностью. Ветки были усыпаны беловатыми кистями цветков, источавших душистый и чуть горьковатый дикий аромат, пропитавший воздух вокруг. Трава изумрудным налетом набегала на каждое деревце и лениво покачивалась от пробегавшего воздушного потока, мягко касалась рук и ног. Яркими сочными мазками на зеленом ковре пестрели крошечные цветы, вплетая свой незатейливый аромат в общую симфонию доносимых запахов. Щебетание птиц отошло на задний план и перекрылось сначала слабой, но затем усиливающейся в голове Элен мелодией, переросшей в любимую и подзабытую с отроческих времен, но органично вписавшуюся в общий пейзаж идеальным фоном. Eniya – A day without rain. Просто и божественно, на ее взгляд.