– Анастасия, дитя, будь добра, позови Килиссу. Только вы и остались у меня, дети. Нужно накрыть на стол и покормить нашу гостью, ты же проголодалась, дитя, не так ли?
– Я бы попила воды, если можно. – Скромно отозвалась девушка.
– С питием приходит и голод. Так что не стесняйся, теперь обитель и твой дом на любое время. А за едой я тебе все расскажу, что тебя интересует.
Анастасия вышла из комнатки магистра, а тот жестом пригласил Элен следовать за ним в малюсенькую дверцу в стене, через которою, можно было пройти чуть согнувшись. Эта дверка вывела обоих на широкую просторную террасу с роскошным маленьким и ухоженным садиком, беседкой и лавочкой.
– Какая красота, магистр! Я даже и подумать не могла, что…
– … что такая красота может прятаться в столь убогой обители? – Хихикнул старик. – Красота часто бывает спрятана под простым и неприметным и не всем она открывается, да и не все хотят ее открыть, но открывшие ее получают дар, и подарок сей бесценен. Как и этот маленький уголок, в котором я уединяюсь и отдыхаю, собираясь с мыслями. А вот и Килисса.
Через ту же дверцу на террасу вошла высокая и стройная девушка с аппетитными формами, укрытыми белой туникой, спускавшейся ниже колен. Красным огнем расплескались ее длинные волосы по плечам и спине, доходя до талии. Молочная кожа рук, плеч и лица усыпана была золотистыми веснушками, придававшими обладательнице озорной и лучезарный вид. Брови и ресницы цвета волос эффектно подчеркивали изумрудную мягкость чуть раскосых глаз. В контуре бледных припухлых губ затаилась детская улыбка. По телосложению девушка была крупнее и выше своих сестер по ордену, но не менее краше и интереснее.
– Вы звали меня, отец. Сестра сказала мне, что у нас гостья. – Килисса с интересом разглядывала Элен.
– Да, Килисса, все именно так. К сожалению есть и другая, страшная для нас всех новость. Феону мы потеряли нынче, Черный Охотник ее забрал.
– Не может быть, отец! Она была самой быстрой и самой меткой из нас! Как могло такое случиться? – Девушка с шоке уставилась на магистра, ища ответ.
– Даже самых метких и опытных когда-нибудь настигает рок. Вас двое у меня осталось, и я должен вас беречь, иначе орден прекратит свое существование.
– Как же это жестоко и страшно: еще утром мы с ней весело болтали и делили трапезу, и вот я ее больше не увижу и не услышу ее доброго голоса. – Слезы выступили на глазах Килиссы и она расплакалась.
Старец подошел и усадил девушку на лавочку поблизости, взяв ее руки в свои сухие морщинистые ладони.
– Это печально и больно, но боль пройдет со временем и твоя скорбь священна для меня. Но сейчас у нас мало времени, раз охотник так близко подобрался к нам, то нужно подумать, как защититься от него. Не забывай, остались только ты и твоя сестра. Хранительницы должны передать тайны другим посвященным в свой черед, но если и вы попадете в его руки, то тайны пропадут. Мы не можем этого допустить. Соберись, Килисса, эта девушка послана нам нашей госпожой в помощь и трудный час, прими ее, как когда-то приняла Феону, возможно она наша последняя надежда.
– Извините, но вы не думали, что Феона могла упасть с лошади, повредив ногу и ей до сих пор нужна наша помощь? – Не удержалась Элен.
Старец повернулся в ее сторону и грустно улыбнулся, восприняв ее слова, как лепет неразумного ребенка.
– Дитя, еще ни одна хранительница не возвращалась, когда ее настигал Черный Человек, и потом, Сиринга ни за что не оставила бы свою хозяйку будь та жива. Это окончательное доказательство гибели Феоны. А ты, Килисса, будь добра, сходи и помоги сестре, скажи, что накрывать сегодня будем здесь, в беседке.
Девушка послушно встала и удалилась.
– Ты думаешь, что я сухой и бесчувственный мужлан, раз так разговариваю и рассуждаю. – Обратился магистр к гостье.
– Я не знаю, что мне и думать. Но ваше поведение странновато.
– Ты права, но если я сяду и стану реветь и убиваться, то этим не верну мою дочь, да еще и у девушек руки опустятся, а ведь сейчас они должны быть сильными, как никогда, ибо зло подкралось совсем близко.
– Они все ваши дочери?
– В своем роде да. Нет, я им отец не по крови, но став главою ордена, дал клятву любить и беречь их, как родных. И знаешь, временами я забываю, что нас связывают не кровные узы. Я так сильно к ним привязался и по праву считаю их своими дочерьми, а себя их отцом. И потеря каждой для меня безвременна. – Беллерофонт ссутулился и тяжело вздохнул.