Она лежала на большом чистом операционном столе в белой и пустой комнате без окон и дверей. Ни запахов, ни звуков не раздавалось, стояла тишь, не тишина, ибо даже тишина наполнена определенными шумами, которые различимы и уловимы человеческому слуху, нет, здесь царила глухая, просто таки мертвая тишь, непроницаемая и давящая. Откуда шел свет, невозможно было определить, источников было много и повсюду, на потолке, стенах и полу, излучение мягким потоком исходило от поверхностей и ровным пластом оседало в воздухе, таком же непроницаемом и бездушном. А еще она осознала, что на ней нет одежды, голое тело бледным силуэтом выделялось на безупречной белизне стола. Но эта нагота ее не смутила и не удивила, ни холода, ни тепла она не осознавала, лишь с интересом изучала она линии и изгибы забытого тела и не помнила утерянные из памяти с ним ощущения.
А потом она различила во всей этой мертвой белизне ее, ту, кому, безусловно, принадлежал знакомый и бередящий душу голос. От стены отделилась женская фигура, облаченная в белый бесформенный балахон с широким капюшоном, укрывавший сею обладательницу с головы до ног, лица не было видно.
Очевидный вопрос «Кто ты (вы, я)?» даже не зародился и не вырвался из уст голой девушки, девственное непонимание в чистых по-детски наивных глазах устремилось на белый силуэт. Но и страха не было, потому, как не было осознания его самого по сути.
– Знаю, ты не понимаешь ничего из того, что происходит и это нормально, но это пройдет очень скоро. Возьми мою руку, дитя, возьми, и память проснется в тебе, а огонь жизни согреет память. Возьми мою руку, Элен. – Мягкий ласковый женский голос был знаком девушке, она его знала, никогда не видела, но знала.
Но откуда и где?
Из складок одежды вытянулась рука, простертая к полулежавшей на столе девушке:
– Не бойся, Элен, возьми мою руку, лишь на миг, я помогу тебе, дитя, я разбужу тебя. Ну же, не бойся.
Как маленький ребенок, девушка робко протянула навстречу свою худенькую ручонку и соприкоснулась тонкими пальчиками с теплой ладонью женщины. В тот же момент пальцы незнакомки обхватили ладошку Элен и сковали железной хваткой, что сильно напугало девушку, которая принялась выдергивать руку, попавшую в чужую ладонь, словно в капкан.
– Успокойся, Элен. – Твердила дама, ровным голосом, как врач с беспокойным пациентом. – Это не больно, но необходимо все завершить.
Ладонь, сжимавшая девичьи пальцы, стала сильно нагреваться и засияла изнутри белым огнем, обжигая и пугая несчастную.
– Проснись, Элен, слышишь, проснись! Ты в исходе, дитя. Dixi!
Огонь вырвался наружу, расползаясь по руке, и жадно набросился на девушку. Она закричала и стала извиваться, пытаясь вырваться из страшной ловушки и в тщетной попытке затушить пламя. Но огонь не пожирал ее тело и не причинял ей вреда, лишь душный жар проникал в нее через нос и рот, словно живой змей и растекался по всему телу. Еще рывок и женщина разжала пальцы, выпуская жертву. Огонь тут же погас, не опалив ни единого участка тела, ни волоска, а та, что дергалась в агонии на столе, резко замерла, вытаращив в потолок глаза и широко открыв рот.
А потом в голове началась карусель и свистопляска от голосов и образов, звавших ее, умолявших, смеющихся и ругавших, печальных и безмятежных. Из всей этой какофонии прорвался голос, отчаянный и призывный:
– Беги! Спасайся! Беги!
Это был ее голос. Элен Киндмонд. И она вспомнила, кому кричала и зачем, и что стало ее последним воспоминанием.
– Нет! – Теперь она могла прокричать то, что не успела и выставить руки, защищаясь от острого клинка, поразившего ее сердце. – Нет!
Слезы вернулись вместе с памятью, вымывая горечь, неотъемлемую спутницу воспоминаний.
– Все в прошлом, дитя, тебе ничто и никто больше не угрожает. Ты в безопасности и ты жива. – Голос ласковой ладонью прошел по волосам, всклокоченным и прикрывавшим спину. – Прости меня за ту боль, что пришлось учинить твоему разуму, но иначе нельзя было тебя вернуть к жизни, моя милая Элен. Теперь память твоя восстановится быстро и все пережитое тобою возвратиться к тебе. И хорошее и плохое.
– Анастасия! что с ней? Она спаслась? Успела? – Элен в ужасе от нахлынувшего воспоминания и его незаконченности, устремила лицо к незнакомке.
– Не волнуйся, дитя, ты справилась. Хранительница выжила, и орден продолжит жизнь, неся свет Луны всему живому. – Женщина, не открывала лика и отвечала, лишь легонько покачивая головой.