Выбрать главу

Посетительница вдруг улыбнулась, лицо ее преобразилось и просветлело, а глаза затуманились. Тишину палаты нарушил легкий девичий смех, добрый и по-своему неожиданный.

– Эл, а помнишь, когда мы были маленькими, нам родители не разрешали смотреть ужастики по телевизору, якобы кошмары будут сниться и все-такое. А мы с тобой нагляделись зимой в выходные фильмов о мумиях, помнишь, а когда на другой день возвращались домой от моей подружки Лизы поздно вечером, то шарахались от каждой тени, вот умора была. Ты тогда уже была храбрее меня, сестренка. Я помню, подобрала ты под каким-то деревом увесистую палку и всю дорогу держала ее на изготовке, готовая к обороне, а я прижималась к тебе. Тогда вроде только семь лет тебе исполнилось, но ты такая смелая и шустрая была! Да впрочем, Эл, ты такой родилась – маленькая сильная и смелая. Моя любимая сестренка, мой маленький воин. Это не с меня, а с тебя пример нужно брать, хоть ты и младшая. А сколько мы с тобой натворили дел вместе в детстве! Инициатором была ты, и всегда было так весело. Бедные мама и папа. Сколько нервов они потеряли из-за наших проделок. Без смеха не вспомнишь. Слышишь, Эл, просыпайся, пожалуйста. Ты мне нужна. Очень-очень….

***

Сначала вокруг все было серым, вернее бы было сказать дымчатым. Элен брела в густом смоге не весть взявшимся откуда-то. Туман был таким плотным, что ощущался физически – он забивался в глаза, нос, лез в уши, казалось, что еще немного и туман вберет в себя девушку, и она растворится в нем без остатка. И когда паника уже начала подбираться к ней хищной кошкой и готова была вцепиться в легкие, лишая драгоценного воздуха, туман начал рассеиваться и редеть.

Как ведут себя люди, когда попадают в сложную и пугающую их ситуацию? Кричат и зовут о помощи или молчат и пытаются выпутаться самостоятельно из сложившегося выхода. Элен Киндмонд относилась ко второй категории людей, она считала глупым, вопить что есть мочи, и призывать невесть кого. Просто глупо и нелепо и не по ней это. Нет, сама она бы откликнулась с готовностью тому, чей голос ее позвал бы, но сама, считала она, должна действовать самостоятельно и обязательно молча, ведь иногда только так можно пройти мимо монстра и остаться незамеченным им.

Но вместо ожидаемого света Элен вступила во тьму. Тьму лесную. Девушка шла вслепую, ступая по неровной покрытой сухими веточками и листьями земле. Выставляя впереди себя руки, она натыкалась на густые кустарники и стволы высоких деревьев. В лесу стояла подозрительная тишина. Ни сверчков, ни сов, ничего не слышно. Только шаги девушки отдавали хрустом раздавленных сухих веток. Элен не испытывала страха или тревоги, она шла в каком-то полу осознанном состоянии и даже не представляла куда именно идет и зачем. Ее глаза постепенно привыкли к темноте и стали различать стволы деревьев и кустарники, меж которыми она плутала. Поэтому она уже могла идти быстрее и действовать увереннее. Девушка не знала сколько прошло времени с того момента, как она вышла из тумана, да ее это не особо и волновало. Но не долго.

Нога запнулась за спрятавшуюся в листве корягу, и путница упала наземь, растянувшись во всю длину и лишь чудом успев укрыть лицо от болезненного удара. В нос ударил терпкий и влажный запах прелой листвы вперемешку с жирной и вязкой землей, оставившей на ладонях и одежде въедливые отметины.

– Что это на мне? – Элен недоуменно ощупывала края длинного и пышного одеяния, сидя поверх смутно видневшихся листьев и не заботясь о чистоте. – Где я?! Как я здесь оказалась?

Голос ее потонул в нараставшем изнутри страхе, новом ужасе, которому не было логического обоснования и, как она понимала, не будет. «Бежать!» – вот, что ее начало поглощать и попыталось кинуть невесть куда во тьму, где она бы точно свернула бы себе шею, но что-то изнутри ее сковало до сильнейшего оцепенения и холодный здравый рассудок постепенно начал вытеснять метавшуюся во все стороны панику. Это давалось не так просто и легко, сердце бешеными толчками прогоняло кровь, заряженную слоновьей дозой адреналина, и в какой-то момент девушке стало трудно дышать, казалось, что грудь разорвет боль, с каждым вдохом тисками сжимавшая легкие все сильнее.

Глаза мокрые и на выкате от ужаса и отчаяния, а больше от непонимания и губы, беззвучно взывавшие к тишине, выдыхали одно лишь слово белесой струйкой пара: «Мама».