Элен попыталась призвать на помощь память, чтобы логически связать свое пребывание в лесу да еще ночью и одной в нелепом на ее взгляд наряде. Кофта, джинсы да кроссовки – вот что нужно тому, кто заблудился в лесу.
Но все ее старания натыкались на стену, барьер из черноты и безмолвия – ни проблеска, ни единого звука, ни единого воспоминания, ничего. Нет, конечно, она помнила, кто она и всю свою предыдущую жизнь помнила, но до вчерашнего вечера, когда преспокойно легла спать в предвкушении следующего дня. А потом сплошная пустота, провал. Будто кто-то стер важный кусочек ее жизнь, как кнопкой на магнитофоне запись с пленки.
Страх и замешательство сменили досада и бешенство от бессильных попыток пробиться в прошлые воспоминания. И еще это платье! Она точно помнила, что у нее никогда не было такого наряда в гардеробе. Ни у нее, ни у сестры и тем более у мамы. Да и у подруг был совсем иной вкус на женские платья. А это было чересчур помпезным, длинным и неудобным, даже вычурным каким-то. Но в темноте многого не разглядишь, да и сидя на одном месте много не сделаешь, надо было идти куда-нибудь.
Сделав несколько шагов в выбранном наугад направлении, она почувствовала тупую боль в лодыжке той ноги, которой зацепилась за корягу. Ступать теперь она могла крайне осторожно, ибо пострадавшая нога при каждом шаге отдавала болезненным покалыванием.
Идти было неудобно, не то слово, приходилось балансировать на здоровой ноге, прихрамывая на поврежденную, и стараться не запутаться в тяжелом и длинном подоле платья, которое было непомерно длинным и волочилось шлейфом, цепляясь за кусты и корни деревьев. Вдобавок ко всему девушка начала замерзать, так как верх наряда представлял собой открытый топ без лямок, а посему плечи, декольте и руки были обнажены и открыты ночному прохладному воздуху.
Ёжась и растирая попеременно плечи, Элен брела в неведомом направлении, а в голове всплывали картины ее ушедшего детства. Вот ей три годика и они всей семьей прогуливаются воскресным днем по городскому парку. На улице июнь, солнечно и даже припекает, но они этого не замечают, им весело и они счастливы. Папа купил всем по «мороженке» и успел испачкать мамин нос, поднеся слишком близко рожок к ее лицу. Но она не рассердилась, а наоборот, рассмеялась, и заговорщицки подмигнув Элен и ее старшей сестренке Олиф, с невинным лицом приблизилась к провинившемуся папе и отомстила, метко обмакнув его кончик носа в свой рожок мороженного. Что тут началось! Родители смеялись и резвились, словно дети, пытаясь, как можно больше перепачкать друг дружку холодной сладостью, а девочки, глядя на проделки взрослых и заразившись их игривостью, стали мазюкать друг дружку, смеясь и получая удовольствие не меньшее, чем папа с мамой. А закончилась эта баталия всеобщими объятиями и поцелуем родителей. Элен до сих пор помнила, с какой нежностью папа смотрел на перепачканное мамино лицо и как светились мамины глаза в ответ. В тот день всей семье пришлось раньше положенного времени принять водные процедуры и устроить стирку «замороженных» вещей, как прозвал их после шутливой баталии отец, но впервые это было похоже на маленький праздник.
Вот Элен минуло семь лет, и она в страхе ожидает в своей комнатке наказания за содеянное, как ей кажется, страшное преступление. В попытке достать из верхнего шкафчика на кухне запрятанные мамой в стеклянную коробочку конфеты, девочка не удержав, выронила ту, которая разлетевшись, наверное, на миллион осколков рассыпала свое пестрое содержимое по кафельному полу. Ох, и взбучка же ее ждет! Коробочку подарила маме тетя Анна, мамина сестра, и мама дорожила этим подарком, протирала и держала в ней только самые вкусные конфеты. А тут Элен со своей неуклюжестью. Дверца комнатки приоткрылась, и мама прошла к кроватке, на которой с заплаканными глазами сидела ее младшая дочка с самым несчастным видом.
– Что случилось, Эли? Почему твои глазки красные и мокрые от слезок? – поинтересовалась мама тогда.
– Мамочка! Мне так жаль! Я не хотела, она сама выпала из рук и разбилась! Прости меня, пожалуйста, мамуля! Я так больше не сделаю. – Девочка не выдержала и расплакалась.
– Что разбилось, дорогая? Успокойся и расскажи?
– Твоя любимая коробочка, в которой ты держишь конфеты. Я знаю, что это подарок тети Анны и он тебе дорог. – Сквозь рев ответила дочка.
– Ты не порезалась, моя сладкоежка? – Мама и не думала сердиться вопреки страхам Элен.
– Нет, но твоя коробочка…
– Да ну ее. – Мама осторожно взяла маленькие ладошки девочки в свои теплые и мягкие ладони и, убедившись, что на них нет ни единой царапинки, продолжила. – Мне она никогда не нравилась, милая, поэтому я ее убирала в верхний шкафчик подальше, чтобы она мне глаза не мозолила. У тети Анны никогда не было фантазии и вкуса по части подарка, а ты даже сделала мне одолжение. Теперь не плачь, успокойся, Эли, пойдем, приберем осколки на кухне, чтоб никто не поранился, а потом сходим с тобой в магазин и выберем самую красивую коробочку под самые вкусные конфетки. Согласна? – Мама смотрела на нее с такой нежностью и теплотой, что нахлынувшее чувство облегчения и затопившей изнутри безграничной любви вылились в крепкое объятие вокруг маминой шеи и самого искреннего детского поцелуя.