Голос чужой и родной очень горько
Зовёт моё имя и молит его.
И молит меня навестить его душу,
Согреть, убаюкать, тоску отвести.
И светом любви все грехи загнать в лужу,
Роднее меня ему жизнь не найти.
ФЕРМА
Она сидела в густой мягкой траве, ласково касавшейся ее тела, успокаивающей, вводившей в легкий транс своим нежным шелестом. Элен все еще смотрела на искореженный кусок земли, в который пару минут назад впивались ее пальцы, невольные заложники взбешенного разума, не верившего, что путь назад отрезан и утерян навсегда человек, затронувший ее сердце до самого нутра. Туннельный люк исчез сразу, как только обе ноги коснулись земли, его место стерла все та же трава, струившаяся волнами под напором теплого ветерка. Сжавшись в комочек и уткнувшись подбородком в коленки, она без сожаления растирала ободранные пальцы с обломанными ногтями и забившейся под них земляной грязью. Ей было наплевать на всё: на себя, на миры (пускай катятся к чертям!), на голос, его она проклинала еще больше. Лицо покраснело от соленых дорожек и припухло, а она все так сидела и, тупо уставившись на раскуроченный кусочек земли, нервно терла пальцы, словно хотела стереть с налипшей на них грязью и память. «Сколько ж я еще смогу вытерпеть? Сколько можно плакать? Скоро будет нечем… сил нет… совсем нет… на исходе».
Элен впала в легкое забытье, почти перешедшее в сон, когда ее пробудил яркий всполох в предрассветных сумерках зачинавшегося дня. Трава словно ожила, трепеща сильнее и расходясь крупными волнами во все стороны, воздух наполнился чудесным неповторимым ароматом рассвета и звенел трелями малых птах, порхавших среди зелени. Девушка почувствовала едва уловимое скользящее прикосновение к щеке, и ей почудился знакомый голос:
– Вставай, милая, ты сможешь, ты сильная и все вынесешь. Иди за ветром, он приведет тебя…иди, родная,…ты нужна…нужна….
– Шон? О, Боже, Шон! Я тебя слышу! Где ты? – Элен вскочила на ноги и побежала, не разбирая дороги, пытаясь ухватиться за обрывки слов, таявших в утреннем ветре.
Трава по колено, мягко скользила по ногам, не препятствуя движению, а ветер придавал новых сил, подстегивая бегунью. Впереди растительность поредела в одном месте, и ветер гнал девушку именно туда – оттуда ровным пластом начиналась песчаная дорога, раздававшаяся вширь и уходящая извилистыми петлями за горизонт. Когда Элен выбежала из травы на покатую горчичную поверхность, ветер сбросил обороты, а чары растаяли.
– Шон…Шон…. – Тихо позвала Элен, боясь спугнуть то ощущение близости человека, о котором она на время забыла, но кто ей был дорог. – Не уходи, пожалуйста.
Но она уже и так чувствовала, что снова осталась одна, однако горечь ушла вместе с последним резким порывом утреннего ветерка, а ее место заняла решимость.
– Ничего, я не пропаду. Ты прав, мой друг, я смогу. Как же легче было бы вдвоем, а не одной, но да уж ничего не попишешь. Хоть в лето забросили и на том спасибо.
В свете разрастающегося утра мир вокруг наполнялся и богател теплой палитрой летних красок и дурманным ароматом полевых цветов. Такое буйство жизни и цвета приободрило Элен после чахлой осенней растительности Уолверта, глаза буквально впитывали все вокруг, а грудь наполнялась терпкими переливами трав вкупе с нежной сладостью просыпавшихся цветов.
– Вот единственное, что мне нравится в этих скитаниях, так это одежка. Хоть со вкусом у кого-то все в порядке. – Горько усмехнулась странница.
Метаморфоза со сменой одежды повторилась. На этот раз на девушке были тонкие голубые джинсы с закатанными внизу штанинами; на ноги надеты кеды, а тело прикрывала воздушная золотистая туника с повязанным вокруг талии серебряным пояском, сплетенным из толстой нити.
Элен повернулась в ту сторону, откуда пришла, оттерла о джинсы запачканные руки и, закрыв глаза, произнесла:
– Это было, Артур. Прости. – Пальцы коснулись губ, отпуская прощальный поцелуй в никуда. – Прощай.
Еще мгновение, она развернулась и быстрыми твердыми шагами стала удаляться по дороге, не обращая внимание ни на что, кроме песчаной насыпи. Но постепенно ее темп спал, скованность сползла в рядом бредущую тень, и девушка наконец-то оторвала взгляд от дороги, с восхищением изучая местный пейзаж. Дорога разделяла этот мир на две извилистые половинки: по левую сторону за окантовкой цветущей зелени простирался густой сосновый лес, между деревьев которого поблескивали первые солнечные лучи; по правую же руку растекались бескрайние луга, словно океан с зелеными волнами, украшенными скромными цветами, истончавшими свое море запахов. Но самым грандиозным во всем этом великолепии было поднимавшееся из-за горизонта солнце, прямо по центру дороги, слепя и очаровывая.