они выйдут и выйдут ли вообще.
20 августа 1937 г. папу вызвали в «органы» к какому—то
часу. Они находились на другой стороне реки. Для переправы
с одного берега реки на другой служил паром. Это занимало
много времени. На реке был заводской причал с катером и
лодками. На одной из них папа переплыл реку. Его уже ждали
и сразу арестовали. Лодку чекисты перевернули и пустили по
реке.
В такой ситуации папа оказался беспомощным, как и его
лодка.
Только на это изверги из Комитета Госбезопасности и
были способны. Они, наверное, и паром перевернули, если
бы папа на нем приплыл.
Мы не знали куда папа исчез, думали, что утонул. Мама
теряла рассудок из—за этого. Она писала во все инстанции,
какие только возможно было, чтобы узнать о судьбе папы!
Когда маме сообщили, что папа жив и арестован, мы
вернулись в Одессу.
Опять я увидел около вокзала много лошадей
запряжённых в коляски. Я уже знал, что они называются
«брички». У них было четыре больших колеса на рессорах,
чтобы во время езды не трясло. Сзади сидение для
пассажиров и откидной верх на случай дождя. Перед задним
сидением была откидная скамейка. На ней может сидеть ещё
два человека. Кучер сидел впереди, на облучке, а чемоданы
привязывались ремнями сзади брички. На такой бричке
мы приехали домой в свои две комнаты в коммунальной
квартире. К нам, в проходную комнату, подселили женщину,
муж которой тоже был арестован. Часть комнаты отгородили
шкафом и занавеской. К счастью, она оказалась приличной
женщиной, но от этого было не легче.
Мне уже было девять лет. Мама устроилась работать
бухгалтером на фабрику женского белья им. Крупской, а я
пошёл в школу №122, в третий класс.
Когда я шёл с мамой по городу, что видел, то и просил
купить: конфеты, мороженное, семечки, газированную воду.
А мама каждый раз говорила: «Купишь поехал в Париж.»
А если мы шли куда—нибудь зимой, она вела меня то за одну
руку, то за другую. У меня руки всегда были горячие и она об
них грела свои, когда забывала муфту для рук.
Муфта подвешивалась на шее, на шнурке, и в нее можно
было прятать руки с двух сторон.
Мама очень хорошо вышивала на швейной машинке
«Зингер». Она брала на фабрике работу на дом по вышивке
узоров на женском белье. Иногда можно было взять на дом
«халтуру» — распороть списанные шёлковые парашюты на
отдельные куски. Это была моя работа. Из них на фабрике
что—то шили.
Когда маме разрешили свидание с папой, она поехала в г.
Сокол, а меня оставила у своей тётки Полли Гройсзун, которая
жила на ул. Чижикова, в маленькой комнате небольшой
коммунальной квартиры, на первом этаже.
Она была хорошая женщина, но когда куда—нибудь
уходила, закрывала дверь в свою комнату на ключ и мне
приходилось ждать её возвращения в коридоре. Чего она
боялась, я так и не понял?
Пушкинский юбилей
Истинное воображение
требует гениального знания.
А. Пушкин.
В 1937 году страна отмечала столетие со дня смерти
Пушкина. Я увлёкся собиранием всего, что было посвящено
этому событию: открытки, вырезки из газет и журналов,
портреты Пушкина, иллюстрации к его произведениям…
Всего этого я собрал довольно много и отдал в школу, за что
получил благодарность.
Дедушка — большевик
Большевизм — это прежде
всего наглость, нахальство,
невежество и бандитизм во
всем.
Валентин Грудев.
Рядом с нашим домом, на улице Подбельского, былкинотеатр им.
«Деда Трофима». Петр Трофимов — большевик
20—х годов. Что там показывали? Фильмы про Ленина, про
революцию, «Броненосец „Потемкин“», «Чапаев», «13»,
«Джульбарс» (пёс—пограничник) и т. п. В фойе, в ожидании
следующего сеанса, нас развлекали.
Мы пели под руководством хормейстера. Песни были