Революционный 1917 год Зайцев, наряду, впрочем, с многими и многими сотнями литераторов, людей искусства, воспринял как «конец всего того и зыбкого и промежуточно-изящно-романтического, что и был наш склад душевный». Это фраза из очерка Зайцева «Побежденный» о встречах с Александром Блоком. Нет, не Блок, а Зайцев, хотя и не выступавший против революции, оказался ею побежденным, ею поверженным. Он по инерции продолжает заниматься литературной работой, пристально, но отстраненно вглядывается в события, перестраивающие привычный для него мир, пытается найти в нем место для себя. Дается ему все это с трудом, многое в свершающемся его возмущает, оказывается неприемлемым.
«Годы же трагедий, — напишет Зайцев четверть века спустя, — все перевернули, удивительно „перетрясли“. Писание (в ближайшем времени) направилось по двум линиям, довольно разным: лирический отзыв на современность, проникнутый мистицизмом и острой напряженностью („Улица св. Николая“) и полный отход от современности: новеллы „Рафаэль“, „Карл V“, „Дон Жуан“, „Души чистилища“. Ни в них, ни в одновременно писавшейся „Италии“ нет ни деревенской России, ни помещичьей жизни, ни русских довоенных людей, внуков тургеневских и детей чеховских. Да и вообще русского почти нет. В самый разгар террора, крови автор уходит, отходит от окружающего — сознательно это не делалось, это просто некоторая evasion[27], вызванная таким „реализмом“ вокруг, от которого надо было куда-то спастись»[28].
С июня по декабрь Зайцев сотрудничает в еженедельнике «Народоправство», редактировавшемся его давним другом и соратником по другим изданиям Г. И. Чулковым. Вместе с Н. А. Бердяевым, Б. П. Вышеславцевым и Г. И. Чулковым участвует в работе Московской просветительской комиссии, которая издавала серию популярных брошюр (в их числе вышла и «Беседа о войне» Зайцева). В однодневной газете «Слову-свобода» Клуба московских писателей 10 декабря 1917 года он печатает политический очерк «Гнет душит свободное слово. Старая, старая история…».
1918 год для Зайцева начинается радостным событием: «Книгоиздательство писателей в Москве» пятым изданием выпускает его книгу «Тихие зори», которая становится первым томом его нового собрания сочинений. В этом же году выходят второй том («Полковник Розов») и третий том («Сны»). Вместе с Б. Грифцовым, А. Дживелеговым, П. Муратовым, И. Новиковым, М. Осоргиным участвует в Studio Jtaliano («Итальянском обществе») — кружке, занимавшемся изучением и популяризацией великого наследия в литературе и искусстве, «нечто вроде самодельной академии гуманитарных знаний»[29].
«Один из самых ужасных годов моей жизни» — так о 1919 годе скажет через много лет Зайцев. 19 января умирает в Притыкино его отец. 1 октября арестован Алексей Смирнов, сын Веры Алексеевны Зайцевой от первого мужа, который обвинен в участии в заговоре и расстрелян. Рушится мир, в котором Зайцев полнокровно и деятельно жил и к которому он привык. Борис Константинович, похоронив отца, остается в Притыкино, пишет здесь очеркивоспоминания о своих поездках еще в довоенную пору в полюбившуюся ему Италию.
«Книгоиздательство писателей в Москве» в этом году выпускает его седьмую книгу рассказов «Путники», в которую вошло лучшее из написанного им в последнее двухлетие. Здесь его превосходные новеллы «Осенний свет» и «Путники», эссе о деревенских дурачках, юродивых и блаженных «Люди Божие», пьеса «Ариадна», стихотворение в прозе — раздумье о человеческой судьбе «Призраки» и, наконец, повесть «Голубая звезда», которую он считал «самой полной и выразительной» из первой половины своего пути, «это завершение целой полосы, в некотором смысле и прощание с прежним. Эту вещь могла породить лишь Москва, мирная и покойная, послечеховская, артистическая и отчасти богемная, Москва друзей Италии и поэзии..» («О себе»).
В 1921 году происходит важное в его жизни событие: московские литераторы избирают его председателем Союза писателей (вице-председателями стали Николай Бердяев и Михаил Осоргин). В этом же году он активно работает в Книжной лавке писателей, торгуя старыми и новыми книгами вместе с А. Белым, Н. Бердяевым, Б. Грифцовым, М. Осоргиным и другими. 21 июля Зайцев, Осоргин, Муратов, Дживелегов и другие деятели культуры вступают во Всероссийский комитет помощи голодающим (Помгол), а через месяц их арестовывают и отвозят на Лубянку. Однако ввиду несуразности обвинений Зайцева и Муратова уже через несколько дней освобождают. Вконец расстроенный и обескураженный арестом, Борис Константинович уезжает в свое спасительное Притыкино, понимая, что за первым арестом в эти времена неминуем и второй, который, кто знает, может стать последним: ведь только что безвинно арестован и расстрелян поэт Николай Гумилев и с ним еще шестьдесят один человек.
28
Зайцев Б. С. себе. Литературно-политические тетради «Возрождение» Париж, октябрь 1957. № 70.