Необходимо, однако, пояснить, что мой батюшка никогда ни о чем не просил мою маму. Оно и понятно: неведение ученого было для него благословением, и он попросту не замечал нашей обыденной реальности. Отец был всегда занят своими грандиозными личными перспективами. Ему повезло найти супругу, которая буквально спрятала свое «я» в клубке серой шерсти. Превратилась в уютные пуховые носки, которые, чистые и целые, всегда лежали наготове в шкафу на тот случай, если у него замерзнут ноги. Отец же считал, что дом снабжает его теплыми носками – по потребности.
А четыре месяца назад, когда она попивала кофе и читала книгу на крохотном клочке зелени возле семейного жилища, случилось непоправимое. Сломанная навигационная система заставила летающий автомобиль выйти из-под контроля, покинуть маршрут и размазать половину тела матери по газону месивом из крови, костей и кожи.
Тогда и наступил конец света.
Если кто-то умирает, он становится ледяным и абсолютно неподвижным. Наверно, это кажется очевидным, но когда речь идет о твоей матери, дело принимает совсем другой – ужасающий – оборот. Потрясенный, напуганный, ты отстраненно смотришь, как медицинские служители отключают поле стазиса и активируют метаболайзер синтетических органов. Но при исполнении сентиментального жеста в виде поцелуя в лоб тебя вдруг пронзает понимание – в тот самый миг, когда твои губы касаются ее кожи, ты осознаешь, насколько она холодна и неподвижна, и вот этого ты уже никогда не сможешь изменить.
Твое тело корежит, будто в кипятке, и ты впервые в жизни постигаешь смерть как биологическое состояние. Такова она и есть – утрата организмом способности функционировать. Если тебе не доводилось раньше прикасаться к трупам, ты не в состоянии постичь висцеральной[3] неправильности той косной плоти, облепляющей неодушевленный предмет, на котором сквозят черты лица твоей матери. Тебе дурно от мук совести, жалости и печали за каждый раз, когда ты в раздражении закатывал глаза, отмахивался от материнской просьбы или позволял мыслям уйти в сторону, когда она рассказывала тебе очередной наивный анекдот. Ты не в состоянии припомнить ни заботливый жест, ни ласку, ни нежность, проявленных тобою, хотя, если рассуждать логически, ты обязательно должен был сделать все это, когда находился рядом с ней. Приходит на память лишь то, что ты постоянно бывал мелочным, недалеким, фальшивым. Она была твоей матерью и любила тебя так, как никто никогда не любил и не будет… а теперь ее не стало.
Когда я родился, мама посадила в садике нашего дома лимонное деревце и каждый год пекла на мой день рождения лимонные коржики по рецепту своей бабушки.
Дерево, которому, как и мне, исполнилось тридцать два года, оказалось настолько крепким, что смогло остановить взбесившийся автомобиль прямо перед широким окном отцовского кабинета.
Мой батюшка в тот момент, витая в «научных облаках», рассеянно ел горячий сэндвич с сыром, который мама загодя приготовила ему. Она даже успела сварить себе кофе, чтобы, сидя на солнышке, посмаковать его и прочесть главу «Больших надежд» Диккенса. Она знала, что отдых скоро закончится и ей обязательно придется заняться чем-то еще из глубоко продуманного набора бытовых мелочей, благодаря которым жизнь отца была столь приятной. Ну а ученому гению предстояло понять, что его жена из сил выбивалась для него – на протяжении более тридцати лет. Правда, он заметил это слишком поздно, когда ее не стало.
Не будь лимонного дерева, отец бы тоже погиб, и я бы остался сиротой. Для всех и каждого это оказалось бы самым приемлемым вариантом.
Помню, как меня озарило еще в детстве. Неожиданно я сообразил, что мы видим только половину любого дерева, а корни в почве – точно такие же, как и ветви в небе, значит, половинка растения прячется под землей. Но мне потребовались долгие годы, чтобы, уже став взрослым, сделать другой логический вывод: люди в этом отношении ничем не отличаются от деревьев.
11
Похороны состоялись солнечным прохладным утром. Кто же там был? Несколько десятков отцовских подчиненных с женами и скучающими детьми. Родственники матери, прилетевшие из северной Англии, и австрийские родичи отца. Соседские семьи, живущие в нашем квартале, пара-тройка моих друзей и три бывших подружки.
Мы собрались на том самом клочке земли, где погибла мама, чтобы выслушать выспренние речи присутствующих.