Мы никогда не оставались наедине, но я иногда ловил на себе ее взгляды – то во время тренировки на симуляторах, а то и в момент прохождения ежедневного медосмотра. Она даже могла оторваться от работы и уставиться на меня, когда мы изучали материалы о культуре шестидесятых годов прошлого века. Если наши глаза встречались, она вдруг заливалась краской до самых ключиц. Я не мог поверить, что сама Пенелопа Весчлер испытала влечение ко мне. Я решил, что она просто смущается после того, что случилось в камере спецобработки. Но ведь я не забыл выражение, которое возникло на ее лице, когда она оглянулась на меня, выбираясь наружу.
Что означал тот цепкий взгляд Пенелопы?
Странная ситуация! Я наконец-то получил от родного отца приглашение в его святая святых, и мне следовало целиком и полностью отдаться работе. Я мог сыграть мелкую, однако не совсем ничтожную роль в одном из величайших научных экспериментов в истории человечества.
Но хотя я и был удручен скорбью о недавно погибшей матери, я не мог думать ни о ком и ни о чем другом, кроме Пенелопы.
19
Воскресным вечером 10 июля 2016 года, накануне объявленной даты эксперимента, в роскошной ухоженной штаб-квартире одной из корпораций, финансировавших проект, состоялся элегантный прием. Гости явились в вечерних туалетах – руководители корпораций, высокопоставленные правительственные чиновники и научные консультанты, которых отец собрал для поддержки своей затеи.
Перед тем как отправиться на пафосное мероприятие, мой батюшка скрупулезно перечислил мне главных персонажей. Зачем – совершенно понятно: развязные светские беседы с ними не могли пойти нам на пользу, и даже если бы все важные шишки на приеме вызывали у меня раздражение, я должен был «держать лицо» и улыбаться.
У меня в кишках, прямо над печенью, давно установлена фармакологическая накладка, которая позволяет мне придерживаться излюбленного уровня насыщения крови алкоголем – этакий автопилот для управления выпивкой. Если бы я превысил заданный предел, печень тотчас бы ответила активизацией фильтров против яда. Подобный механизм обеспечивал легкость в общении, но не допускал нарушения как двигательных функций, так и правил этикета. Приятное состояние между самоуверенностью и чванством, раскованностью и расхлябанностью.
Я выпил несколько бокалов шампанского и поболтал с людьми, находившимися, по меньшей мере, на две ступени ниже тех, кого перечислил мой отец. И я опять отчаянно притворялся, играя на публику. Да, вот он – гордый, но скромный сын гения. В конце концов, я покинул милую компанию и отправился осматривать здание, где не увидел ровным счетом ничего интересного, поскольку все интригующее и любопытное находилось за запертыми дверями.
Потом меня занесло в открытый внутренний дворик, где располагались скульптуры – результат творчества какого-то ваятеля. Произведения искусства сгрудились в полутемном углу, дабы продемонстрировать уровень культурной продвинутости компании. Я рассмотрел их: изваяния в виде стилизованных людей таращились в небо глазами из полированного стекла.
В небе круглилась яркая луна, и множество пар неживых глаз выполняли с ее помощью оригинальный фокус – они буквально впитывали в себя лунный свет, отчего полые фигуры бледно мерцали изнутри.
Благодаря свечению я и узнал ее. Только она не испускала внутреннего сияния.
Это была Пенелопа. Мы с ней оказались во дворике одни.
20
Она стояла в голубоватом лунном свете и смотрела в небо. Я не мог решить, приблизиться мне к ней или тихонько уйти. Остальные хрононавты на приеме купались в лучах славы и в восторженном внимании простой публики. Она же улучила минутку, чтобы побыть в одиночестве, и я никак не мог придумать причину, по которой она могла бы порадоваться моему присутствию. Но пока я лихорадочно размышлял, Пенелопа заговорила со мной, не отрывая взгляда от ночного неба.
– Я непрерывно думаю о том, каково это – оказаться в космосе, – произнесла она. – Меня уверяют, что путешествие во времени – гораздо важнее. Я могла бы стать астронавтом – одним из миллиона, а стану первым хрононавтом. Но почему меня все время тянет туда?
Я подошел к ней почти вплотную, встал за ее плечом и тоже поднял глаза к небу. Конечно, нам приходилось беседовать и раньше, но в основном наши разговоры затрагивали тренировки и прочие технические моменты. И, конечно, в лаборатории у Пенелопы никогда не проскальзывали личные, доверительные интонации.