Сама я невольно скатилась мыслями к своей нелюбимой группе. В понедельник пришла на лекцию к финансистам, и, как обычно, они не кинулись мгновенно рассаживаться по своим местам. Некоторые лениво побрели к партам, другие даже не заметили моего появления. Жуковский что-то со смехом рассказывал Мельникову и слишком откровенно водил пальцем по бедру одногруппницы, которая сидела между ними на столе и беззаботно махала ногами, словно вовсе не замечала его руки, беспардонно заныривающей под короткую юбку. Боюсь, опоздай я на пару минут, этой тряпочки на студентке вообще бы не осталось.
– Дмитрий, Ксения, Ярослав! – окликнула я, немного занервничав от столь неуместной сцены. – Звонок прозвенел, отложите личные дела до возвращения домой. Вам самим не кажется, что в стенах вуза не любое поведение допустимо?
Жуковский соизволил обернуться, но даже палец от бедра девушки не убрал.
– Не надо завидовать, Анна Андреевна. Мы ведь не сексом тут занимаемся, чтобы вы с ума сходили, – выдал этот негодяй и добавил как ни в чем не бывало: – Здрасьте.
Я медленно вдохнула. Да-да, сюда собрали худших представителей рода человеческого, и если у них есть предводитель, так вот он как раз передо мной – Дмитрий Жуковский. Всегда какой-то хладнокровный и непоколебимый, но как что вякнет – хоть стой, хоть падай. Понятно, что его родители не из простых, вот и избаловали отпрыска до безобразия. Не ведут себя так люди, которых хоть изредка ставят на место! Смышленый, сообразительный, явно пришел к нам после какой-нибудь элитной школы, одевается как подиумная модель – или его наряжают специально нанятые дизайнеры. Это сложно объяснить: никакой вычурности в его одежде нет, но она необъяснимым образом делает и без того довольно симпатичного парня каким-то слепленным профессионалами айдолом. Даже потертые джинсы и растянутые футболки сидят на нем так, будто специально подбирались из миллиона моделей. Русые волосы, немного вьющиеся и всегда лежащие в хорошо продуманном беспорядке. Глаза, кажется, зелено-карие, или что-то из неопределяемых оттенков. Полные губы, немного выступающий подбородок. Не назову его исключительным красавчиком, как-то совсем мимо моих представлений о настоящей мужественности, но когда улыбается, то преображается до неузнаваемости. Хотя на улыбки Дмитрий чрезвычайно скуп – вот одногруппницы и лезут из кожи вон, лишь бы заставить его обнажить эти безупречные отбеленные зубы. Будь моя воля, избавилась бы от него первым, остальные в сравнении терпимы.
Но я держала спокойную интонацию, не позволяя настоящему отношению хоть чем-то проявиться:
– Здравствуйте, Дмитрий. Напоминаю, мы сейчас находимся в высшем учебном заведении, поэтому о правилах приличия не забываем. Итак, занимайте места, начинаем занятие.
Отыграла на все сто, не придраться! Но похвалить себя не успела, поскольку это хамло еще свое выступление не закончило. Дмитрий вскинул левую руку, грубо схватил Ксению за подбородок, наклонился к ней и поцеловал. Отвратительно так поцеловал, бесстыдно, этим засосом издеваясь сразу над всеми зрителями. Через секунду отпустил, безразлично глянул на меня и только после пошел к своему месту. Ясно, что я в этом шоу должна была прочитать какое-то послание, но какое? «Я буду творить, что захочу!» или «Лопни теперь от злости, воспитательница хренова»?
Пока я недоумевала, Ксения заверещала во весь голос:
– Димон, ты охренел? Ты что творишь?
И с задней парты раздался почти рык:
– Димон, какого черта ты трогаешь мою девушку?!
Я неуместно хмыкнула. Видимо, Ксения Дробыш встречается с Антоном Васильевым. Тогда он немного поздно спохватился: то есть до этого поцелуя его все устраивало, или он действительно не видел, что происходило? Или же не хотел связываться с этим отмороженным щенком из-за какого-то там пальца под юбкой любимой? Жуковский равнодушно показал одногруппнику средний палец и будто разрешил всем присутствующим:
– Теперь начинаем слушать про ценные бумаги.
Я схватила ртом воздух и вовремя отвернулась к доске, чтобы взять себя в руки. А что еще делать, кроме как проигнорировать? Бежать в деканат и катать заявление о неприличном поведении? Можно, конечно, но на отчисление не тянет. А если этого беса не отчислят, то до конца года он меня живьем сожрет.
Зато на лекции в кои-то веки никто не перебивал – и на том спасибо. Поэтому я рассказывала материал, а проклятия орала молча, иногда спотыкаясь взглядом на Жуковском. На самом деле каждый преподаватель должен пережить самую худшую в своей карьере группу, чтобы все остальные студенты потом казались адекватными.