Я уже и не помню толком, как выгляжу я сама.
– А мы сможем это сделать? – спросил он в конце концов.
«Сможем ли мы убить его» – вот что он имел в виду, но, возможно, не сумел произнести эти слова.
– Сомневаюсь, что у нас есть выбор.
– Но сперва нам надо как-то выбраться отсюда, – сказал Финн. – Вернуться обратно. Ты думаешь, это возможно?
– Судя по записке, мы проделали это уже четырнадцать раз.
– Но как?
– Не знаю. Но я уверена, что я бы себе рассказала, если бы мне требовалось об этом знать.
Финн рассмеялся.
– Просто поверить не могу – до чего безумная фраза.
– Не можешь? – Я завидовала способности Финна находить смешное в любой ситуации, но мне было не до смеха.
– Ну-у…
– Только не говори, что мы не сможем этого сделать. – У меня должны были быть чертовски веские причины, чтобы написать эту фразу, и испорченное существо у меня внутри, то самое, которое отвечало за гнев и обиды, ничуть об этом не жалело. – Не говори, что должен существовать другой способ.
– Вообще-то я хотел спросить, как ты одета.
Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Ну ладно, это забавно.
– Боже, как я по тебе скучаю! – сказала я и тут же пожалела о своих словах. Я отвернулась от вентиляционного отверстия, глупо испугавшись, что Финн увидит, как я покраснела.
– Я знаю, – мягко отозвался он. Я представила себе, как он прижимает руку к стене с другой стороны. – Но я тут.
Шли дни. Мы с Финном проводили время между приемами пищи, обсуждая мою находку.
– В какое время мы должны отправиться? – спросил он наконец. Мы оба избегали этой темы. Она причиняла боль, а нам и без того ее хватало.
– Я думала об этом, – сказала я. – Нам нужно очутиться там четвертого января. Четыре года назад.
Тишина.
– Что, правда?
Я почувствовала, что он колеблется. Впрочем, я тоже не жаждала заново пережить это время.
– Мы не сможем сделать это до того, как он откроет формулу, – сказала я. – Тогда парадокс окажется настолько мощным, что последствия могут быть непредсказуемы. Это должно быть после.
– Ладно, – согласился Финн. – Но почему именно четвертое?
– Потому, что тогда он нипочем не догадается нас искать, – сказала я. – Помнишь, когда я заполучила документы?
– Конечно. Именно в тот день.
– Но доктор этого не знает, – сказала я. – Он думает, что я наткнулась на них позже. А знаешь почему?
– Почему?
– Потому что он не помнит, в какой день открыл формулу, – сказала я. – Он думает, что впервые записал ее три дня спустя, седьмого.
– Значит, если мы придем в четвертое, – сказал Финн, – он как минимум три дня не будет ждать нас.
– Именно. – Я вздохнула. – Кроме того, он будет слаб из-за того, что только что произошло. А в любой более поздний момент он будет слишком сильным. Слишком защищенным.
Финн согласился. Он не хуже моего понимал, что никакой другой момент не предоставит нам лучших шансов. Мы обсудили все еще раз, обговорили каждую деталь, которая могла бы дать нам преимущество. К концу разговора я уже помнила наизусть каждую вычеркнутую фразу из записки, и решила, что знаю, какая цепочка событий привела ее ко мне в руки. Я не помнила, что именно заставило меня эти фразы написать, но эти прошлые версии меня, эти мои более не существующие копии оставили мне достаточно подсказок, чтобы все вычислить.
Без тем для обсуждения и без тяги к стоку заняться было нечем – оставалось лишь смотреть в потолок. Скверная пища, боль, даже визиты доктора – со всем этим я могла справиться. Но эта скука, когда лежишь и ждешь, чтобы хоть что-нибудь случилось… Она меня с ума сведет!
– Финн, ты спишь? – спросила я, повернувшись на бок.
Ответа не последовало. Его способность спать при любых обстоятельствах поражала меня. Он спал, наверное, по шестнадцать часов в сутки – просто чтобы предотвратить скуку.
– Ну ты и жопа, – прошептала я.
Некоторое время я смотрела на дверь – ну, просто чтобы отвлечься от потолка. Когда-нибудь настанет день, и я непременно выйду из этой камеры. Во всяком случае, я уже выходила отсюда раньше, каждой из своих предыдущих версий, которая сбегала и добавляла пункты в записку у меня под матрасом. Как я это делала? Эх, если бы я могла вспомнить события, которые пережили те Эм! Бегство казалось мне невозможным. Я уже сотню раз мысленно перебрала все варианты. Я могла бы одолеть охранника, приносящего мне еду, или захватить доктора во время одного из его полуночных визитов и использовать его как заложника. Это позволило бы мне выбраться из камеры и, возможно, прихватить с собой Финна. Но даже если бы я это сумела – а это, давайте уж начистоту, огромное «если», – все еще остается огромная правительственная база вокруг моей камеры. Я видела ее только раз, да и то мельком, несколько месяцев назад, в тот день, когда меня сюда приволокли. Она битком набита вооруженными солдатами, стоящими между мною и «Кассандрой», и даже если бы я знала, куда идти, мне все равно не удалось бы туда добраться. Любой план, приходящий мне на ум, заканчивался тупиком или пулей в голову.