— Я так не могу, — промямлила Санька и жалобно посмотрела на Димона.
— Учись, уже не девочка, — подытожил Митрич и, брызгая рассолом, схрумкал огурец.
Мать двусмысленно улыбнулась на его слова и еще более певуче спросила:
— Сашенька, а сколько тебе лет?
— Девятнадцать.
— О, я в этом возрасте уже Наташу родила, Митенькину сестру.
Постепенно обстановка немного разрядилась, но Санька продолжала ощущать на себе пристальные взгляды, и что-то ей определенно подсказывало, что взгляды были недобрые. Вряд ли она кому-то здесь симпатична, кроме Димона. Почему такое предубеждение с самого начала, не зная человека? Вероятно, это та же порода людей, что и незабвенная Лариса Сергеевна, которая ненавидит всех в принципе, ни за что. Санька с тоской посмотрела на Диму, ей страшно хотелось побыстрей уехать, но он был занят разговором с матерью и не обратил на этот взгляд никакого внимания. Зато Митрич обратил внимание.
— Чего страдаешь, Саша? Надоели мы тебе?
— Ну что вы. Просто… э-э-э…
— Дак выпей еще! Чего рюмку греть!
В итоге Санька здорово наклюкалась, и Димон был уже не рад, что не увез ее пораньше. Она так старалась всем понравиться, так норовила никого не задеть, что окончательно потеряла координацию движений, то и дело опрокидывая свой стакан и роняя вилку. Апогеем стал ее выход в туалет, когда она, изо всех сил пытаясь не шататься, врезалась в торшер, который, падая, смел с журнального столика громоздкую хрустальную вазу. От вазы ничего не осталось: несмотря на свою кажущуюся толщину, она была довольно хрупкая. Санька, чуть не плача, стала путано извиняться, Димон поспешил увести подругу в прихожую, где самолично завязал ей шнурки на ботинках. В машине Санька заснула, чтобы проснуться уже утром с чугунной головой. Катерина Васильевна же с Сергей Митричем, оставшись наедине, на разные лады обсуждали «эту чучелу», полностью сходясь во мнениях:
— От же ж, писявка, нажралася. Сначала вся из себя: пить она не может и вся из себя прынцесса. Видали мы таких прынцесс.
— Не говори, папочка. Ох, чую, натерпится Митенька с этой девкой, ох натерпится. Знакомы без году неделя — а она уже хавальник открыла: и живет у него, и на работу устроилась.
— А Митька, дурак, уши развесил!
— То ли еще будет.
Санькина мама, напротив, была в восторге от Димочки. Еще бы, с уходом дочери ее личная жизнь мгновенно наладилась, тело было удовлетворено, душа спокойна, что дочка со взрослым парнем живет, да и их приезд оставил самые радостные впечатления. Димон накупил потенциальной теще всевозможных подарков — от среднедорогого крема для лица до шоколадных конфет с ликером, в беседе с Любовью Андреевной демонстрировал свое глубочайшее уважение и серьезные намерения относительно Александры. Мама таяла и под конец визита расцеловала Димона в обе щеки и замучила объятиями Саньку, которая все время оставалась рассеянной и как бы непричастной к происходящему.
Незаметно прошел год их совместной жизни. Жизни довольно однообразной: работа, кухня, карты, видео, постель. Иногда наезжала мама Люба, совсем редко Катерина Васильевна с Митричем. Пара Димоновых друзей раз в два месяца, пара партий в дурака с Машкой. За все лето всего пять вылазок на пляж. Дожди, слякоть, совместный грипп с температурой и одинаковым осложнением на уши (кстати, очень сближает). Потом грянул первый банковский кризис. В городе вымерла половина из всех существующих финансовых учреждений, в том числе и то, где работали Санька с Димоном. Он остался в подвешенном состоянии, а ее сразу же пригласили в обменник другого банка. Конечно, не просто так, постаралась Машкина сестра, которая работала в отделе контроля банковской деятельности местного Центробанка. Как бы то ни было, уже через неделю после сокращения Санька сидела в самом известном казино города и бойко меняла валюту. Димон же перебивался случайными заработками. Наступил момент, когда стало нечем платить за квартиру. Санькиной зарплаты не хватало, чтобы снимать квартиру и покупать еду. Так сам собой встал вопрос о переезде к Димоновым родителям. Санька изо всех сил сопротивлялась, предлагала снять квартиру подешевле, на окраине, но долгие вечера расчетов показали: жить им надо на бесплатной территории. Когда они объявили маме Любе, что деньги кончились и они съезжают из своего гнездышка, у той было настолько жалобное лицо, что сомнений не оставалось: единственный путь — в Колосково.
Неверно было бы предположить, что Катерина Васильевна и Митрич были недовольны этим переездом. Наоборот, они летали на крыльях. Вот оно, развлечение в их скучной жизни: девка сына — не жена, не невестка, не мать их внуков — просто девка на птичьих правах. Возбуждение было так велико, что первую неделю они даже к ней не придирались. Ходили по дому без всякой цели и потирали руки, многозначительно переглядываясь. Да и Санька первое время старалась носу не показывать из крохотной Димоновой комнатенки, где места хватало только на раскладной диван и комод с телевизором. Она жила, прислушиваясь и присматриваясь. Откуда-то из раннего детства она четко усвоила мысль, что в чужой монастырь со своим уставом соваться по меньшей мере глупо. А по большей — опасно. Это было тяжело после года полновластного хозяйствования на собственной кухне, но Санька честно старалась, вплоть до того, что мысленно фотографировала месторасположение всех предметов, чтобы, беря их, всегда класть на место с точностью до миллиметра.