— Подождите немножко, сейчас сардельки сварятся. Хотите пока бутербродик сделаю? — угодливо спросила Санька.
— На хрен мне твой бутербродик, я жрать хочу.
— Пять минуточек…
— Бать, а что, там пусто? — прервал Димон Саньку и заглянул в холодильник. — Подожди, так тут суп стоит — целая кастрюля и картошка жареная в сковороде, с обеда осталась. — Он вопросительно взглянул на отца.
— Иче, я буду готовить, что ли?
— Зачем готовить? — возмущенно спросила Санька. — Разогреть, и все.
— Ты тут самая умная — возьми и разогрей. — У Митрича, видимо, было боевое настроение. Но и у Саньки, к сожалению, настроение было прямо-таки бойцовское. Она прекрасно знала об этой странной особенности Митрича — полной неспособности обслужить себя на кухне. Анекдотом запомнился случай, когда он почти неделю болел животом, объевшись сырых сосисок. Санька уже привыкла, что его надо кормить чуть ли не с ложечки, и обычно ее это забавляло. Сегодня, однако, взбесило. Возможно, дело было в любовном настрое, который она так упорно растила и лелеяла в себе целый вечер, а Митрич с выражением оскорбленного достоинства на обезьяноподобном лице сводил весь этот настрой на нет.
— Нет, я не понимаю, — голос у Саньки зазвенел, — неужели так трудно вытащить кастрюлю из холодильника и поставить ее на плиту? Интересно знать, как вы едите, когда я и Екатерина Васильевна на работе? Голодаете?
— А че ты тут разоралась, мля? Если в доме две бабы — имею право на уважение.
— При чем тут уважение?
— Саш, перестань. — Димон видел, что подруга разошлась, и попытался мирно урегулировать конфликт, уведя ее в комнату. Но не тут-то было.
— Подожди, Димон. — Санька нервно отбросила его руку и подперла бока. — В доме падишах объявился. Может быть, за вас еще жевать?
— Саша, хватит уже! — Димон начинал сердиться.
— Нет, не хватит! Я все время молчу, всегда! Молчу и улыбаюсь. А сейчас хочу высказаться. Вот вы говорите, бабы должны обслуживать вас на кухне. Хорошо, я согласна. А вы, как мужчина, что вы делаете? Сарай чинить — Митя. Ремонт делать — Митя. Все, до последнего гвоздя — Митя. А когда он с больным горлом лежал, у вас наглости хватило его заставить латать крышу.
— Слышь, ты, — Митрич дождался своего часа, чтобы высказать все, что думает, — че свой хавальник открыла? Не забывайся, где находишься. Живешь здеся, не жена ему даже, жрешь, спишь — дак молчи в тряпочку.
— Я, между прочим, всю зарплату на вас трачу. Еду покупаю на всех, а вы жмете свое!
— Кто жмет, кто жмет? Че ты брешешь?!
— Будто я не видела, что у вас в погребе колбаса вся в плесени уже. И это когда у нас с Димкой не было денег — все на ремонт машины потратили. Ели одну картошку, а у них плесневело. Постыдились бы!
— Все, мля, закрой пасть, а то щас получишь! В родном доме всякая прошмондовка будет мне указывать!
— Кто?
— Кто слышала!
— Дима!!!
— Пошли. — Димон схватил ее за локоть и потащил в комнату.
— Ты слышал? Сделай что-нибудь!
— Что сделай? Ты перешла уже все границы.
— Не верю своим ушам! — Санька обалдело уставилась на него. — Да я же тебя защищала.
— Не надо меня защищать. Надо просто не ругаться. Ты прекрасно знаешь папашу, чего привязалась?
— Я привязалась? Да это он! Нет, подожди. Ты должен быть на моей стороне!
— Я всегда на твоей стороне. Но сегодня ты полезла в драку.
— Он назвал меня прошмондовкой. Я требую…
— Что ты требуешь? — устало спросил Димон и опустился на диван. — Колбасу какую-то приплела. Сами забыли небось…
— Как же, они забудут!
— Не важно. Кто тебя за язык тянул? Папаша, конечно, еще тот фрукт. Но все-таки он хозяин этого дома, и с ним так нельзя.
Санька села на диван рядом с ним и бессмысленно уставилась на противоположную стену. Приступ гнева прошел, но в голове роились горькие мысли. «Я ругаюсь из-за колбасы. Неужели это я? Не может быть! Что со мной стало?»
— Знаешь что, Димон, — почти ласково сказала Санька, — я не могу здесь больше жить. Не могу и не хочу.
Он удивленно поднял глаза:
— А куда же мы пойдем?
— Мы — никуда. Думаю, нам надо пожить раздельно. Хотя бы какое-то время. Так что я поеду к маме. Я так больше не могу.
Санька ожидала, что он начнет протестовать, уговаривать, но Димон задумчиво смотрел на нее. Наконец он медленно произнес:
— Я тебя подвезу.
Больше они в этот вечер не сказали друг другу ни слова. А через два дня на работе Санька встретила Валеру.
Кризис августа девяносто восьмого года стал кризисом и для небольшой компании, торгующей канцтоварами, а также для многолетней дружбы двух ее директоров.