Я не радуюсь убийству: ни один мужчина не должен получать от этого радости и ни одна женщина. Иногда убивать необходимо, но это всегда дурно. Я не сомневаюсь в этом и теперь, после тех событий, о которых сейчас рассказываю.
Я взял у Калума Макиннеса веревку и взобрался по камням выше, еще выше, туда, где водопад вытекал из горы и был настолько узок, что я мог его перейти. Там было скользко, но я перебрался без приключений, привязал канат, спустился по нему, бросил конец своему спутнику и помог ему перейти на другую сторону.
Калум не поблагодарил меня ни за то, что я его спас, ни за то, что помог. Я не ждал благодарности. Правда, не ждал я и того, что он скажет:
– Ты мужчина неполного роста, и ты уродлив. Твоя жена тоже уродливая карлица?
Я решил не обижаться, хотел он меня обидеть или нет.
– Нет, она не такая. Она высокая, почти как ты, а когда была молодой – когда мы оба были моложе – многие считали ее самой красивой девушкой долины. Барды писали песни, восхваляя ее зеленые глаза и длинные рыже-золотые волосы.
Мне показалось, он поморщился, но возможно, я это вообразил, а еще вероятнее, захотел вообразить.
– Тогда как ты ее добился?
– Я хотел ее, а я получаю, что хочу. Я не сдавался. Она сказала, что я мудрый и добрый и что всегда ее накормлю. Так и вышло.
Снова начали опускаться облака, и острые края мира расплылись, смягчились.
– Она сказала, что я буду хорошим отцом. И я сделал все возможное, чтобы вырастить своих детей, которые тоже, если хочешь знать, обычного роста.
– Я вколачиваю ум в юного Калума, – произнес старший Калум. – Он неплохой ребенок.
– Увы, они не всегда с тобой… – Я замолчал и вспомнил тот долгий год; потом вспомнил Флору, когда она была крохой, сидела на полу, измурзанная, вся в варенье, и смотрела на меня снизу вверх, словно я величайший мудрец на земле.
– Сбежал кто-то, да? Я сбежал, когда был мальчишкой, в двенадцать. Добежал до самого двора Короля-за-Водой. Отца теперешнего короля.
– О таком редко говорят вслух.
– Я не боюсь. Чего бояться? Кто нас услышит? Орлы? Я видел его. Толстяк, который говорит на языке чужаков бегло, а на нашем – с трудом. Но все равно он наш король. – Калум помолчал. – А если он снова захочет к нам вернуться, ему понадобится золото на корабли, оружие и войско, которое он соберет.
Я ответил:
– И я так думаю. Потому мы и ищем пещеру.
– Это плохое золото. Оно достается не бесплатно. У него есть цена.
– У всего есть цена.
Я запоминал каждую веху на пути – подняться напротив овечьего черепа, перейти через первые три ручья, пройти вдоль четвертого до кучи из пяти камней, найти камень, похожий на чайку, пробраться по уклону между двумя остро выпирающими стенами черного камня…
Я знал, что могу все это запомнить. Достаточно хорошо, чтобы потом спуститься самому. Хотя туманы сбивали меня с толку, и я сомневался.
Мы добрались до небольшого высокогорного озерца, напились свежей воды, наловили огромных белых тварей – не креветок, не омаров и не раков – и съели их сырыми, как колбасу, потому что на этой высоте не смогли найти хвороста для костра.
Мы уснули на широком карнизе рядом с ледяной водой, а до рассвета проснулись среди облаков, в серо-синем мире.
– Ты плакал во сне, – сказал Калум.
– Я видел сон, – ответил я.
– У меня не бывает плохих снов.
– Это был хороший сон.
Я не солгал. Мне снилось, что Флора жива. Она ворчала на деревенских мальчишек, рассказывала, как пасла в горах скот, говорила о всяких пустяках, широко улыбаясь и отбрасывая назад волосы с золотистой рыжиной, как у матери, хотя у ее матери волосы теперь с проседью.
– От хороших снов мужчина не должен рыдать, – сказал Калум. Помолчал и добавил: – У меня не бывает ни плохих снов, ни хороших.
– Правда?
– С юности.
Мы поднялись, и мне пришла в голову мысль:
– Ты перестал видеть сны после того, как побывал в пещере?
Он ничего не ответил. Мы пошли вдоль склона в туман. Всходило солнце.
На солнце туман будто сгущался и наполнялся светом, но не растворялся, и я понял, что это облако. Весь мир сиял. А потом мне показалось, что я смотрю на мужчину своего роста, крошечного карлика, и его тень висит передо мной в воздухе, как призрак или ангел, и двигается, когда двигаюсь я. Тень окружал световой ореол, фигура мерцала, и я не мог бы сказать вам, близко она или далеко. Я видел чудеса и видел ужасы, но никогда не встречал ничего подобного.
– Это волшебство? – спросил я, хотя не чувствовал в воздухе волшебства.
– Это ничто, – ответил Калум. – Свойство света. Тень. Отражение. Я тоже вижу рядом с собой человека. Он двигается, как я.