М.Ф.: Очень сложный вопрос. В том же смысле сложный, в каком торт «Наполеон» – очень много слоев, очень много ответов.
Начать придется с того, что вы задаете этот вопрос человеку, отдающему себе отчет, что нет никаких гарантий и никаких доказательств, что сегодня я – та же самая личность, которая легла спать вчера. И что реальность вокруг та же самая, никакой уверенности у меня тоже нет.
То есть я, конечно, не думаю, будто моя жизнь – непрерывная череда бессвязных галлюцинаций, отягченных приступами ложной памяти. Но допускаю (среди многих других версий), что вполне может быть и так. Почему нет.
Единственная ценность, которая может быть у человека с подобным подходом к делу – это, конечно, сознание. Вот та самая штука, которая воспринимает и осознает информацию, данную мне в ощущениях и прочих раздражителях – она, безусловно, есть. И она – не личность, не память о событиях в жизни личности (так в некоторых снах я ничего не помню о собственном бодрствовании, зато с той же степенью уверенности помню массу других событий, не имевших места наяву, но при этом помнящий-непомнящий персонаж, несомненно, именно я).
Можно еще очень много говорить на эту тему, но лучше сразу заключить: значение имеют только ясность сознания и осознанность каждого поступка. А что становится для нас ключом к прояснению и осознанию – сливовый табак, капуста, телефонный звонок, молитва, запах, какой-нибудь привычный ритуал, тесное кольцо на пальце, заклинание, дружеская рука на плече, приступ боли, с детства знакомое стихотворение, выстрел, необходимость управлять автомобилем, ведро воды на голову, птичий крик – совершенно неважно. Лишь бы были такие ключи.
И вопрос от меня:
Скажи, пожалуйста, по-твоему, раз писательство и сновидения – настолько близкие процессы, насколько близки те «личности», которыми человек пишет и видит сны? Лично для тебя. Насколько похожи твои писатель и сновидец друг на друга – и насколько они похожи при этом на тебя в целом?
М.Ф.: Мне кажется, что меня-сновидцев очень много. Целая толпа разных личностей. Личность – это же просто способ, которым проявляется наружу суть, а я (то «я», которое и есть суть или что-то вроде) нуждаюсь в разнообразии, как огонь в кислороде. Чтобы гореть!
(Наяву у меня все-таки более-менее одна личность, постоянно изменяющаяся, но вполне линейно и последовательно. Это и понятно: так называемая реальность гораздо менее пластична, чем сны, что с нее, материальной, взять.)
Скажу больше, мне не раз снились сны, в которых мне приходилось быть сразу двумя личностями одновременно. Несколько раз – палачом и его жертвой, видимо, чтобы мало не показалось. И чтобы сразу дошло, как мало отношения имеют все эти маски к сути, к огненной точке в темноте, которая и есть что-то вроде «я».
И пишет, конечно же, именно эта точка. А личности бродят вокруг и мешают, как малые дети. Чем меньше они орут, тем лучше идет работа. Думаю, если однажды они совсем умолкнут, можно будет написать то самое слово, которое – сама жизнь.
Но пока работаем с тем, что есть.
Чашка третья
«Книга для таких, как я»
Начиная с названия, это, конечно же, мистификация, причем многоуровневая, как в «Мешке с костями» Стивена Кинга. Зная этого автора, берешь книгу с таким названием и ожидаешь именно что мешка с костями, буквального, а потом на десятой странице тебя поджидает цитата: «В сравнении с самым тупоумным человеком, который действительно шагал по земле и отбрасывал на нее свою тень, – вроде бы сказал Харди, – любой персонаж романа, пусть и идеально выписанный, – мешок с костями».
(Вы это запомните, пожалуйста, насчет любого персонажа, выписанного автором, мы к этому еще вернемся.)
Хм, думаешь ты, кажется, мешок с костями будет не буквален… И живешь в литературном мире, персонажном, книжном, вместе с Майклом, мешком с костями, плодящем такие же мешки.
После чего Кинг, уже ближе к концу книги, вынимает-таки этот мешок с костями, настоящий мешок с неупокоенными костями, как кролика из шляпы. И ты понимаешь, что тебя водили за нос всю книгу.
Так в чем, собственно, мистификация «Книги для таких, как я»?