- Страшную картину ты рисуешь, не хочу даже выяснять, что она могла бы обозначать: щеки к ушам - жесть.
- Означает, что ты пытаешься, но не можешь перестать лыбиться. Раздражает, знаешь ли.
- И какая ты после этого подруга? Если тебя раздражает мое хорошее настроение? – удивилась я, перевернувшись на бок, чтобы лучше видеть соседку.
- Сама посуди: я с Васькой встречаюсь больше года. У нас все есть: постоянство, секс, цветы там всякие, подарки, признания в любви. Но!.. Ни разу ему и в голову не пришло, что меня надо с мамой знакомить или, на худой конец, с сестрой. Что там с мамой?! Я и с его друзьями почти незнакома. О чем это говорит?
- Лидусь, это совершенно не о чем не говорит, ерунда это, люди разные и ведут себя по-разному. Вот если бы твой Васька меня с мамой познакомил, тогда – да! – я едва успела отбить полетевшую в мою сторону подушку.
- Этого еще не хватала! – хихикнула подруга.
- С Маргаритой мы очень давно были заочно знакомы, вот она и пригласила меня. Когда ты уже поймешь, что с Глебом мы только друзья?
- А знаешь, что думал по этому поводу Оскар, мой любимый, Уайлд?
- По поводу меня и Глеба? – невинным тоном поинтересовалась я.
- Ага, он определенно отвечал на твои измышления, когда изрек, - Лида многозначительно подняла указательный палец, - дружба между мужчиной и женщиной невозможна. Страсть, вражда, обожание, любовь - только не дружба.
- На самом деле он говорил не об обожании, а о преклонении, что, согласись – не одно и то же. И Оскар, твой любимый, Уайлд был, конечно, крайне умным товарищем, но что он мог понимать в отношениях мужчин и женщин, если сам был приверженцем однополой любви? Жена у него, конечно, была, так что он вполне мог на ее примере изучит все тайны женской психологии, но все равно, что мог… сексуальный меньшевик понять о женщинах?
- Сексуальный меньшевик? Ну, ты загнула! Мне даже обидно за Оскарика. Возможно, он ничего о женщинах и не понял… - Лида задумалась, видно продолжения этой мысли пока в ее голове не было.
- А возможно, он знал о них слишком много – поэтому и предпочитал мужчин, - подсказала подруге.
- Точно! Так все и было.
- А Бисмарк сказал, что дружба между мужчиной и женщиной слабеет при наступлении ночи, и что? Ночь настала, и? Ничего не ослабело! То есть не ослабло.
- Вы что даже не целовались?
- О, Господи! Лида! Повторяю еще раз по слогам: мы дру-зья. Все. Разговор окончен!
- Подумаешь, со мной же ты иногда целуешься, разве от этого мы перестаем быть друзьями. Иди-ка сюда, я тебя засосу, - соседка сложила губы трубочкой и потянулась в мою сторону.
- С кровати свалишься, - предупредила я, отталкивая ее физиономию ладонью.
- Эх, не друг ты мне, - грустно резюмировала девушка.
- Друг, друг, я тебе только что жизнь спасла, между прочим: свалилась бы на пол, головой ударилась и того.
- И не мечтай! Я еще поживу и тебя еще достану своими расспросами. А смотрит на тебя Глеб не по-дружески, можешь говорить, что захочешь.
- Еще слово… - грозно предупредила я.
- Я все сказала! Кстати, фотки есть?
- Есть немножко, - я протянула соседке телефон.
- И все? Блин, почему ты никогда не селфишься? На фига мне все эти здания, пейзажи и прочая мура?
- Красиво же! Смотри, какой собор!
- Ничего ты не смыслишь в красоте! Вот где красиво! – и соседка протянула мне ноут с открытой фоткой, на которой она страстно целовалась со своим Васенькой.
- Фу! – поспешила я закрыть картинку. – Кто же такое напоказ выставляет?
- Все. Я еще и на страничке выложу.
- Ты бы еще видео с вашей страстной ночью выложила, - предложила я: никогда не понимала людей, стремящихся выставлять напоказ собственную личную жизнь. Ведь личное никогда не должно становиться общественным, разве не так?
- Ой, ладно! Ханжа! Там, кстати, еще фотки есть, как ты любишь – с пейзажами. Можешь посмотреть.
- Надеюсь, я могу делать это, не опасаясь за собственную психику?