- Кажется, ты сталкивалась с приезжими, - с сарказмом заметил мой добровольный попутчик.
- Не знаю, не спрашивала. В Москве есть не приезжие? Все мы сюда приехали давно или недавно.
- А у вас? Не все приезжие?
- Летом – да. Но местные всегда четко отличают своих от чужих. И выделяют своих. Например, на рынке, как правило, говорят: «Бери вот это, как местным дам самое лучшее», или что-то подобное. Когда-то много людей приехало массово, примерно в шестидесятые, а потом долгие годы был постоянный контингент, мало кто уезжал, мало кто приезжал. Сейчас поехали. Раньше у нас все проблемы валили на армян, а теперь мама, например, говорит: «Это немытая Россия понаехала, что с нее взять».
- Прямо немытая?
- Нормальные люди не попрутся незнамо куда. Едут странные экземпляры, так что и армян мы уже любим.
- А мои родители, наверное, как раз из тех ненормальных, - и отвечая на мой удивленный взгляд, парень продолжил, - они в Краснодар уехали примерно шесть лет назад.
- Кто-то уезжает из Москвы в Краснодар? – удивилась я. – Лично мне он даже нравится, особенно в пятницу и субботу вечером там центральную улицу перекрывают и начинается такая движуха… Но у нас принято считать, что деревни, гаже Краса не существует во всей России. Особенно в сравнении с Москвой… не знаю, как они там выжили?
- Они уехали, когда отца начали прессовать: перевели бизнес туда. Не знаю, как выжили, мы и не обсуждали эту тему. Мы совсем ничего не обсуждали после того, как они уехали.
- А с кем ты жил? – это я больше для поддержания разговора спросила, потому что опять что-то о Глебе задумалась.
- Ни с кем.
- Как ни с кем? Тебе сколько лет было? – о Глебе я забыла в момент.
- Четырнадцать. Мы остались в Москве с братом, но каждый сам по себе. Без денег, без жилья и без надзирателей. Знаешь, какой это кайф – полная свобода в четырнадцать?
- Никогда не заморачивалась по поводу свободы. Наверное, потому что меня особенно никто не ограничивал. Никто, кроме меня самой. Но как же вы жили? И почему родители вам не помогали? Где была опека?
- Не помогали, потому что мы не уехали с ними. Надеялись, что мы сдадимся и приедем к ним. Опека? Не знаю. Слава Богу, они не появлялись. Жили у друзей, потом стали зарабатывать, сняли квартиру. Потом заработали каждый на собственное жилье. В Москве полно возможностей раздобыть деньги.
- Каких возможностей? – я даже представлять не хотела, чем может зарабатывать четырнадцатилетний подросток.
- Самых разных. Наркоту продавал, девочек охранял, вагоны разгружал. Мы с детства занимались самыми разными боевыми, даже места занимали на уровне Европы, так что стали биться за деньги. На самом деле, я очень благодарен родителям за то, что они вовремя свалили.
- Ты ни разу не влип в неприятности? С полицией?
- Я – везунчик. Тебя не пугает, что я занимался антисоциальной деятельностью?
- Конечно, пугает. А еще меня пугают такие родители. Я бы для людей, которые собираются заводить детей, экзамен сделала.
- Если не сдал – аборт?
- Зачем? Обучать, пока не сдадут, а потом строго контролировать и помогать. Даже если люди неспособны собственных детей любить, они вполне в состоянии заботиться о них хотя бы из чувства долга. Слушай, вы же с братом выживали вместе, неужели не сдружились, вдвоем же проще?
- Нет. Проще думать только о себе, - жестко оборвал мои надежды Дани.
- Не надоело? Думать только о себе скучно.
- Наверное, надоело.
- Поэтому ты мне сопли вытирал?
- Возможно… И какие выводы ты сделала, узнав эту историю?
- Выводы? Я их сделала? Впрочем, наверняка сделала, я же не идиотка. Могу предположить, что ты самостоятелен, практичен, очевидно, что независим… есть большой шанс, что достаточно умен в опять-таки практическом понимании ума… возможно, достаточно жесток и крайне эгоистичен. А из того, что после всего этого ты оказался в МГУ, к тому же на биофаке… блин, из этого я совсем не знаю, какие выводы делать! Это очень странно. Почему не эконом, не юр? Я в недоумении.