Вот только теперь до меня полностью дошел смысл его слов, и в груди поднялась злость. Он с несчастного вдовца теперь вообще не слезет что ли? Не было понятно, что задевало меня больше. То, что в центре необоснованного гнева оказался вполне милый человек. Или то, что «кое-кто» был слишком слепым, чтобы понять случайность произошедшего…
Был еще один вариант, от которого горло сдавливало мерзкой холодной рукой. Ему могло быть действительно плевать. Не лгать самой себе было одним из правил моей жизни. И, что если я пытаюсь обмануть себя, выдать желаемое за действительное?
— Да чего ты так на него взъелся? — я захлопнула ноутбук, так ничего и не найдя, — у нас нет ничего против него. Конечно, может он и не самый большой гений, но это не делает его автоматически злодеем.
На мгновение мне показалось, что Дин зарычал от злости, но нет, он просто с грохотом откинул отчет о вскрытии. Что ж, теперь он точно обратил на меня внимание. Зеленые глаза потемнели от злости, на руках, от напряжения вздулись вены. Не самый внушающий чувство безопасности вид. Определенно, но сердце уже клокотало в груди, грозясь вырваться наружу.
— Пока виляла перед ним хвостом, совсем уже нюх потеряла? — его голос был низким, хриплым, отдающим сталью, — прошла неделя, он ничего не нашел. А ты как грустную историю услышала, так сразу на стуле растеклась.
Я сдержала несколько родных и емких, точно описавших бы всё его поведение, и моё к нему отношение. Как сказать это по английски я не знала, так что промолчала, внутренне матеря его так, что мать непременно выдрала бы мне язык с корнем.
— Он просто одинокий человек, — я уперлась руками стол, пытаясь удержать себя от резких движений, — если у нас будет на него хоть что-то, хоть какая-то догадка, кроме обычной неприязни, то я прострелю ему башку…
Дин скрипел зубами, пристально смотря на меня, но неожиданно успокоился. Плечи его расслабились, а губы скривились в усмешке. Однако, если у него настроение спонтанно улучшилось, то вот моё было безоговорочно испорчено. Мы встретились взглядами, и мир вновь замылился вокруг нас. Перестал иметь значение. Я уже не знала, чего хочу больше… Ударить его или поцеловать.
Осознание внезапной мысли выбило весь воздух из легких. Как рыба, выброшенная на сушу, потеряла нить реальности. И Сэма, как назло не было рядом. Куда он только успел пропасть? Мне нужно было остановиться. Срочно вспомнить о том, кто я, кто он, и почему все это плохо кончиться. Почему еще днем, у меня хватило сил, а сейчас?
Сейчас, одним резким движением, пересекла разделяющие нас несколько метров, жадно впиваясь губами в его, тут же оказываясь усаженной на колени. Прижатой к горячему, желанному телу. Наши руки были, казалось, повсюду, разгоняя пламя по венам, заставляя мысли исчезнуть, оставив только сладкие, жесткие движения губ.
Не разрывая поцелуя, его руки оказались под кофтой, мягко проходясь по свежему шраму, поднимаясь выше, лаская кожу, у самой кромки белья. Я же, вдруг оказалась неспособная полностью ответить. Зависимая, оказалась на самом краю, и стоило бы ослабить хватку на его плечах, сдвинуться хоть немного, и рухнула бы вниз. Мучительно осознавая, что именно так Дин этого и хотел.
Как хотела и я. Слепо довериться этому человеку, отпустив все на свете, но горькая мысль с болью вытащила меня из омута, выбрасывая на жаркое солнце, прямо под гнет реальности. Уцепившись за это, я отстранилась, тут же натыкаясь на недоверчивые зеленые глаза, прожигающее насквозь. В них было и сожаление, и желание, и хрупкая надежда, что едва не разбила мне сердце.
— Дин, пожалуйста, — голос хрипел, а глаза жгло от подступающих слез, — нам это не нужно.
Нужно. До одури нужно, но это было бы слишком. Тот горько хмыкнул, тут же снимая меня с себя, резко поднимаясь на ноги, и не оборачиваясь вышел, оставив одну. Мне хотелось броситься следом, сказать, что я идиотка, что на самом деле, ему не следует меня слушать.
Но дверь захлопнулась, и я всхлипнув, уткнулась в свои колени, не плача, но ломаясь где-то изнутри, не понимая, отчего этот человек, которого едва знаю, вызывает во мне такую реакцию? Сколько мы провели времени вместе? Неделю? За которую, он помог мне сделать несмелый шажок к жизни без вины, стал тем, вокруг чего вертятся все мысли.
Слабое жужжание в кармане, отвлекло. Незнакомый номер, с неизвестным адресом.
— Слушаю? — проговорила я на английском, сдерживая эмоции.
— Боже, ты там что рыдаешь? — Карина цокнула, разочарованно протянув, — и не говори, что из-за мужика.
— Откуда у тебя мой номер?! — ошарашенная, возмущенная, перешла на русский, тут же вжимая голову в плечи, и убегая в ванную, — сбрендила?
— Я? Я сбрендила? Это ты мне расскажи, милая, о том, почему твою убогую тушку видели с Винчестерами? — она говорила спокойно, но я чувствовала, как иголки впиваются в спину.
Воздух, словно выкачали из легких. Пара невнятных слов, я сползла по стене на холодный кафель. Руки тряслись, и страх растекался по телу ледяной лавиной.
— И? — прочистив горло, пошла в наступление, в конце концов, она же не знает, что только что произошло, и как сильно я облажалась, — они тоже охотники, и шанс пересечься есть всегда. Не буду же я с криками убегать от них, прыгая в колодец?
На другом конце провода что-то щелкнуло, зашевелилось.
— Ага, и именно потому тебя, бессознательную, из больницы выносил Дин Винчестер, — едко выдала она, глубоко вдыхая, — мать не знает, если ты об этом.
Только сейчас поняла, что не дышала, стукнувшись головой о стену. Потерла лицо холодной рукой, медленно приходя в себя. Это не так плохо. Нет, это все ужасно, но когда мать не знает, все можно решить.
— Послушай, — она заговорила старательно мягко, что давалось ей тяжело, в силу привычки говорить жестко, — я все замяла, взяла твоё дело на курирование, и теперь все проходит только через меня. Просто будь осторожна. Они не ангелочки, а матерые охотники, имеющие уже предвзятое отношение к Хранителям Знаний других стран. Не будем тыкать пальцем, из-за кого.
— Я знаю…
— Нет, дослушай, — перебила она, становясь самой собой, — Не обманывайся, никто не будет рад, если узнают, кто ты. Забьем на реакцию наших. Когда нам было не плевать на них? Ты там одна, и можешь привязаться, а потом… Помни, что когда тебе разобью сердце, я скажу, что говорила?
— Замечательно, — хрипло рассмеявшись, вспомнила, почему мы редко общались, — никто мне ничего не разобьет, ясно? Я в порядке, и контролирую ситуацию. И ты демонизируешь их. Не такие они и плохие, а очень даже милые ребята. Просто жизнь у них не сахар.
— Они начинают апокалипсисы чаще, чем мы собираемся всей семьей, — заметила сестра, — если что и можно понять из их огромно биографии, так это то, что заботятся они только друг о друге.
— Это не так, — в голосе появилась жесткость, челюсть сжалась, потому что я знала, что она не права, и это мнение было сухой выжимкой из досье, лишенных важных деталей, человеческих эмоций, -закроем эту тему. Ты их не знаешь.
— Ну и слава Богу, шансов выжить стало больше, — рассмеялась она, а меня пробрало дрожью, — и по поводу твоего медальончика. Не отдавай его Винчестерам, ясно? Я найду способ его переправить к нам, а пока не спускай с него глаз. Это могущественный артефакт, считается потерянным века три. По преданиям, он может давать монстрам власть над их телами, потребностями и прочим. Представь, демона, которому не страшно ничего? Оборотня, жующего серебро как сладкую вату, и прочие прелести.
— Ясно. Беречь, охранять и не дать никому его ни на что выменять.
— Умница, а теперь пойди выпей чего покрепче и закинься успокоительным. Я тебя не вижу, но от твоего шмыганья, мне не по себе. Веди себя, как положено, даже если никто из нас этого не видит.
— Пошла ты.
Сбросив трубку, еще несколько раз стукнулась головой о стену. С силой выдохнула, поднялась и взглянув на себя в зеркало, подняла подбородок. Выпрямила спину, тряхнула волосами, воскресила свою прошлую версию, выдрессированную матерью.